- Но у Вас есть выбор, господин Плеханов. Наша всемилостивейшая Государыня может Вас помиловать, при соблюдении ряда условий.
- О каких условиях идёт речь? - голос Плеханова предательски задрожал.
- Условия простые. Если Вы их принимаете, то Вас будут судить открытым судом, разумеется - в присутствии публики и репортёров. Вы должны будете прилюдно покаяться, отказаться от своих революционных идей, обличить своих товарищей, как действующих против интересов России на благо иноземных держав... И тогда Вам сохранят жизнь, а в тюрьме создадут приличные условия, где Вы сможете пользоваться библиотекой и даже писать статьи, разоблачающие революционное движение.
- Но ведь это подло, господа! - Плеханов сорвался на крик. - Вы предлагаете мне, чьё имя пользуется всеобщим уважением, облить своих товарищей грязью и объявить их иноземными шпионами! Неужели вы считаете, что я способен на такое?
- А есть ли у Вас выбор, любезнейший? - лицо председательствующего скривилось в недовольной гримасе. - И не нужно строить из себя несгибаемого Рахметова, Вы не похожи на сего литературного персонажа. Вы обычный вшивый интеллигентик, который шестнадцать лет прожил в Швейцарии, в уюте и комфорте, но теперь всё это в прошлом. Сегодня Вы обычный арестант, не более того. И ежели откажетесь принять наши условия, Вас просто вздёрнут на хорошо намыленной верёвке, но перед этим Вы подробно расскажете всё, что Вам известно о революционерах и каналах доставки нелегальной литературы. Поверьте, что у нас имеются специалисты, которые помогут Вам вспомнить всё и не утаить ничего.
- И что же вы теперь практикуете, "испанский сапог" или нашу родимую русскую дыбу? - ухмыльнулся Плеханов.
- Ну, что Вы, голубчик, есть более современные методы. Не такие уж мы сирые и убогие, чтобы впадать в мрачное средневековье. Кстати, я должен сразу предупредить, господин Плеханов, что ежели Вы вздумаете юлить, дадите согласие сотрудничать, а потом, во время судебного процесса начнёте фордыбачить, всё закончится виселицей. И ещё... Ваш племянник и племянник Вашей супруги в настоящее время арестованы за участие в нелегальных кружках. И ежели Вам вздумается взбрыкнуть в суде, эти молодые люди моментально окажутся на сибирской каторге, в кандалах.
- Господи, но ведь это подлый шантаж, - выдавил из себя Плеханов. - Вы делаете из этих несчастных мальчиков, вся вина которых заключается лишь в том, что они читали сочинения Маркса... Вы делаете их заложниками. Да, их обоих арестовывали в прошлом году, но их же освободили! На каторге они просто погибнут, и вина за их смерть падёт на ваши головы!
- Раньше нужно было думать, господин Плеханов, раньше! Это Вы сделали смутьянами своих племянников, так что неча теперь пенять. Вы думаете, что мы забыли о том, что Ваша супруга является отъявленным врагом Империи, что она состояла в тайном обществе "Земля и Воля"? Игры закончились, господин революционер, и мы сделаем всё, чтобы покончить с теми, кто желает погубить Россию, и ничто нас не остановит! У Вас есть гарантия, что через некоторое время в этом самом подвале не окажется Ваша супруга?
Плеханов был сломлен. Куда подевался тот "отец русского марксизма", самоуверенный, ироничный, который всего полчаса назад позволял себе смеяться в лицо своим судьям. Перед судом стоял поникший человек, постаревший сразу на добрых два десятка лет, на лице которого появилось весьма неприятное, какое-то заискивающее выражение.
- Я вынужден подчиниться столь невиданному насилию, господа... Но, скажите, как быть с тем фактом, что я оказался в России? Это не может не вызвать вопросов ...
- Пусть это Вас не беспокоит, господин Плеханов! Разумеется, что Вы пытались нелегально проникнуть в Россию, но были задержаны нашей доблестной пограничной стражей, как же иначе... А уж что касаемо судебного процесса, времени для подготовки, чтобы Вы могли достоверно выучить свою роль, будет достаточно...
Что может быть приятнее для Императрицы, чем те редкие часы, которые она, оторвавшись от государственных забот, может уделить своей дочери. Маленькая Ольга, которой не так давно исполнился год, внешностью напоминала покойного Николая - такие же белокурые волосы, большие голубые глаза и немного вздёрнутый носик, и это вызывало в душе Аликс приступы необычайной теплоты.
Императрица из-за мучительных болей в пояснице второй день не вставала с кресла, поэтому попросила привести дочку к ней в кабинет и теперь читала ей вечернюю русскую сказку. Цесаревна внимательно слушала маму, лишь изредка почёсывая переносицу. Целый день она бегала по комнатам Зимнего дворца, доводя до полного изнеможения свою няню, которая должна была поддерживать девочку за кушак.