— Вы что, подрались с кем-нибудь, прежде чем прийти сюда?—неожиданно спросил он.
— Нет, господин!—без тени улыбки ответил тот.— Разве нам можно ссориться с посетителями?
— Значит, вы себя плохо чувствуете? У вас неважный вид.
Такое внимание тронуло Роушан-хана. Он немного обмяк и, жалуясь, ответил:
— Жара. Я всегда себя в жару плохо чувствую.
Вместо неумолимого кредитора теперь перед Салманом
стоял пожилой человек, уставший от жизненных невзгод и должников. Салман только этого и добивался. Почувствовав, что его хитрость удалась, он небрежно заявил:
— Хан-сахиб, я еще не получил перевода из дому. Завтра-послезавтра он обязательно придет, и я оплачу ваш счет.
То же самое он говорил и две недели назад, и накануне вечером, поэтому Роушан-хан не поверил ему.
— Так дело не пойдет, господин! Вам придется немедленно оплатить счет!
Он так громко выкрикнул это, что привлек внимание прохожих.
— Уважаемый, зачем же шуметь, стоя в дверях? Войдите в комнату.
— Мне и здесь хорошо! — снова загремел Роушан-хан.
— Вы, несомненно, поссорились с кем-нибудь!—снова попытался свести все в шутку Салман.— Наверно, с вашей уважаемой супругой, а, хан-сахиб?
Роушану — в прошлом простому официанту, накопившему средства для открытия своего заведения чаевыми, показалось странным, что о его жене говорят с таким уважением. Однако слова Салмана ему понравились. Он улыбнулся:
— Нет, она поехала погостить к родителям. Не с кем мне ругаться.
— Скучаете, наверно? — обрадовавшись, что рыбка снова клюет, продолжал Салман.
Роушан-хан расхохотался, обнажив желтые кривые зубы. Салман уговорил его войти в комнату, усадил на единственный стул и принялся расспрашивать о житье-бытье. Неприятный для Салмана разговор закончился
56
тем, что ему удалось получить у Роушан-хана отсрочку еще на несколько дней. Но теперь он не сомневался, что, если в ближайшие дни не оплатит хотя бы часть долга, плохо ему придется.
Закрыв за Роушаном дверь, Салман бессильно опустился на стул. Он почувствовал себя вдруг мышью, попавшей в мышеловку и не находящей из нее выхода. Ему захотелось курить, но сигарет не было. Кругом валялись лишь пустые коробки да окурки. Он поднял один из них и закурил. После первой же затяжки в голове прояснилось. Салман швырнул окурок на пол и раздавил его каблуком.
Долго он сидел неподвижно, словно завороженный, а когда поднял голову, взгляд его остановился на термосе. В прошлом году летом мать дала его на дорогу, наполнив льдом. Салман немного поколебался, потом решительно встал, переоделся и, завернув термос в газету, вышел из дому.
Лавка Нияза была довольно далеко. Салман совсем ослаб от голода и с трудом дотащился до базара. В горле у него пересохло, он едва держался на ногах. Хорошо, что Нияз оказался у себя.
— Что это вас сегодня привело ко мне?—спросил он Салмана вместо приветствия.
Салману не понравилась такая фамильярность. Он был сыном крупного чиновника, пусть провинциального города, но с чего это какой-то скупщик обращается с ним так запросто. Однако он молча развернул сверток и поставил на стол совсем новенький термос.
— Продавать принесли?—удивился Нияз.
— Да,— кивнул Салман.
Нияз взял термос, повертел его, рассматривая со всех сторон.
— Это ваш собственный?—спросил он, подмигивая.
— Впредь попрошу вас не задавать мне этого вопроса!— разозлился Салман.
— Э, дружок, да вы обиделись!—рассмеялся Нияз.— Ну хорошо, сколько вам за него заплатить?
— Сколько сочтете нужным.
— Что это за разговор? А если я захочу его так просто оставить у себя?
— Попросите меня, может, и оставлю! — в тон ему ответил Салман.
Ниязу такой ответ понравился.
— О делах поговорим потом,— неожиданно сказал он,— давайте-ка выпьем по чашке чаю.
Нияз крикнул официанта из соседней чайной, заказал ему чайник чаю и сладостей. Салман стал было отказываться, но Нияз и слушать ничего не хотел.
Заметив, что официант все еще стоит, прислушиваясь к разговору, Нияз набросился на него.
— Чего уставился? А ну-ка живо, Да скажи Шейху-джи, пусть пришлет самое свежее, а не то, что с утра лежит.
Официант ушел. Вскоре он вернулся с подносом. Нияз сам налил чаю Салману и настойчиво угощал его сладостями. Он делал все это совершенно бескорыстно, ему просто понравился этот тщедушный, но, видимо, гордый юноша.
— У вас что-то не ладится? — как бы между прочим спросил гостя хозяин.
— Если бы ладилось, я бы не принес к вам термос,— прямо ответил ему Салман.
Ниязу стало жаль его.
— Вам нужны деньги,— участливо продолжал он.
— Да, сколько вы мне дадите за этот термос?
— Хватит, оставьте его в покое, будь он неладен! — Нияз вытащил из кармана пятьдесят рупий и протянул Салману.— Этого достаточно?
Салман ничего не понимал. «Что это значит?—подумал он.— Чего это он вдруг стал так внимателен ко мне?»
Видя, что гость молчит, Нияз настоятельно сказал!
— Сначала положите это в карман.
Салман спрятал деньги.
— А термос можете забрать с собой.
— Почему? — снова удивился Салман.
Нияз хлопнул его по спине.
— Друг мой, мы тоже знаем, что такое благородство. Деньги, проклятые, с одной стороны приходят, с другой — уходят. Говоря по правде, я и тогда не хотел покупать ваши часы, но потом решил: первое знакомство — что вы можете обо мне подумать. Времена-то ведь такие тяжелые.— Нияз говорил неправду. В тот день ему и мысли такой в голову не приходило. Если бы он смог, так не дал бы за часы более тридцати рупий. Но сегодня он был настроен по-иному.
Салман был потрясен. Человек, которого он считал отъявленным негодяем, оказался таким благородным! Но что ему ответить?
— Пусть термос останется у вас,— выдавил он наконец.— Когда я верну деньги, тогда и заберу.
Нияз прикинулся оскорбленным.
— Не надо обижать меня. У друзей счета ведутся в сердцах, а такие сделки между ними не годятся.— Он становился слишком бесцеремонным, но теперь это Салмана не раздражало. Они проболтали до вечера.
Нияз зажег лампу. Салман, пообещав наведываться, распрощался и вышел из лавки. В дверях он чуть было не столкнулся с каким-то пареньком. Это был Ноша. Он раньше заметил Салмана и быстро юркнул в сторону.
Переждав, когда Салман отойдет подальше, Ноша вошел в лавку.
Сегодня он не принес ничего, но хотел попросить у Нияза в долг одну рупию. Ноша договорился с Раджой и Шами пойти в кино. Однако стоило ему заикнуться о деньгах, как Нияз резко оборвал его:
— Нечего зря шляться сюда! Будет что продать, так приходи!
— Завтра я обязательно принесу вам что-нибудь,— пытался уговорить его Ноша,— только дайте сегодня одну рупию.
— Я уже тебе раз сказал. Не приставай!
Ноша постоял перед ним, понурив голову, потом нехотя повернулся и пошел прочь.
— Эй, так и уйдешь? — окликнул его Нияз. Ноша оглянулся: Нияз смотрел на него, улыбаясь. Он поманил Ношу пальцем, и тот, обрадовавшись, подбежал.
— В кино собрался?
Ноша кивнул головой. Нияз хрипло засмеялся и одним духом вылил на него ушат ругательств. Затем достал из кармана рупию и швырнул ее мальчику.
— Смотри, это кино тебя до хорошего не доведет!
Ноша молча поднял рупию.
— Завтра обязательно принеси что-нибудь,— став вдруг серьезным, строго сказал Нияз,— а то больше ни рупии не получишь.
Ноша радостно закивал и стремглав выскочил из лавки. Он быстро добежал до своего переулка. Фонарь на углу уже горел, но Раджи там не было. На заборе соседнего дома сидел Шами. Ворот рубахи у него был разодран, из нижней губы сочилась кровь.