В шесть он извиняется, а я брожу среди стопок книг, только что дочитав книгу. Я пытаюсь делать заметки о том, что мне еще нужно сделать для VeRue, но пока мои пальцы касаются корешков книг, мой разум продолжает блуждать по сцене, где главный мужской персонаж прижимает главную женскую героиню к библиотечной полке.
Когда я иду в столовую на ужин, моя кожа краснеет, а ладони вспотели.
Майлз уже сидит, и он кивает, когда я сажусь на свое обычное место.
Мы уже несколько дней не обсуждали занятия физической химией, и хотя я ценю тот факт, что он не ходит вокруг меня на цыпочках, я также хочу спросить его, почему он оставался со мной каждую ночь.
Почему он продолжает со мной флиртовать, как будто не может мне сопротивляться.
Почему он сказал мне, что пришел сегодня с работы, потому что скучал по мне.
Шеф-повар приносит салат, и я потягиваю вино, наблюдая, как ест Майлз. Он медленно подносит еду на вилке ко рту, пережевывая с закрытым ртом. Мои губы приоткрываются, когда я смотрю, как его длинные пальцы сжимают столовые приборы — Боже, почему так эротично смотреть, как он ест?
— Ты будешь есть свой салат или будешь продолжать пускать слюни? — спрашивает он, переводя свои зеленые глаза в мои.
Вместо холода только тепло.
Мой желудок слегка переворачивается, когда его губы растягиваются в улыбке.
— Я просто наслаждаюсь своим вином, — говорю я ему, радуясь, что водолазка скрывает мою покрасневшую грудь.
Мы едим наши салаты в относительно комфортной тишине, а затем шеф-повар приносит стейк с картофелем.
У меня текут слюнки.
— Если ты не хочешь об этом говорить, я пойму, — говорит он после первого кусочка. — Но мне бы хотелось узнать больше о твоем состоянии.
Я прекращаю есть и ненадолго закрываю глаза. Я не хотела, чтобы он спрашивал. Я не хотела, чтобы он видел меня такой. И хотя я была благодарна ему за помощь и постоянное общество, сегодня я чувствую себя лучше. Я хочу двигаться дальше. Я знаю, что игнорирование этого, вероятно, не является здоровым механизмом преодоления трудностей, но все же. Мне не нравится останавливаться на этом.
Прежде чем я успеваю ему это сказать, он откашливается и вытирает рот салфеткой.
— Я провел небольшое исследование, — говорит он, кладя руки на стол. — Поскольку твоя депрессия устойчива к лечению, мы, скорее всего, не сможем ничего сделать химическим путем. Но, похоже, терапия может помочь, если ты не против пойти к моему терапевту?
Моя голова кружится от такого количества эмоций. — Я… гм…
— Или есть когнитивно-поведенческая терапия, которая выглядит многообещающе. Предполагается, что кетамин также помогает при некоторых типах резистентной к лечению депрессии, но прежде чем углубляться в это, мы, возможно, захотим посмотреть, как справиться со стрессом, — заканчивает он.
У меня нет слов.
Тот факт, что мой стоический муж нашел время на исследование — чтобы изложить некоторые из моих вариантов…
Как будто он заботится обо мне.
Я молчу, сглатывая эмоции, застрявшие у меня в горле.
Майлз зажмуривается и зажимает переносицу.
— Извини, ты, вероятно, провела собственное исследование. Я не хочу вмешиваться. Я просто… — он замолкает, на мгновение отводя взгляд. У меня перехватывает дыхание, когда я вижу, как боль промелькнула на его лице. — Я хочу помочь тебе, — заканчивает он, тяжело вздыхая.
В его голосе чувствуется боль.
— Спасибо, — говорю я ему срывающимся голосом. Я смотрю на свой бокал с вином, пытаясь не расплакаться.
— Ты просто казалась такой разбитой.
Когда я снова смотрю на него, он смотрит на меня с тревогой. —
Это точно не веселое занятие, — тихо говорю я ему.
Он делает глоток вина.
— Ты очень сильная. Чтобы быть в состоянии выдержать это. Ты все время такая счастливая, а я просто подумал… — он замолкает.
Я провожу пальцем по щекам, вдыхая один раз. — Я полагаю, ты можешь иметь самую яркую улыбку в комнате и при этом сражаться с самыми темными тенями.
Он не отрывает от меня глаз, пока мы смотрим друг на друга. Мое сердце переворачивается с каждым вздохом, с каждой секундой, которая проходит между нами. Как будто что-то изменилось – воздух, энергия… внезапно стало диким и неистовым. Тлеющее пламя, которое я вижу в его глазах, почти пугает меня. Его руки на мгновение сгибаются на столе, а челюсть твердеет, как будто он тоже это чувствует.
— Я хочу тебе кое-что показать, — тихо говорит он. Прежде чем я успеваю ответить, он встает и расстегивает воротник. Я смотрю на него в восторженной тишине, пока он расстегивает первые несколько пуговиц на шее. Я сжимаю губы — боюсь сказать что-нибудь, что заставит его передумать. Он не смотрит на меня. Мое сердце колотится о ребра, когда я наблюдаю, как мой муж медленно расстегивает рубашку, вытаскивая ее из штанов. Затем он открывает его.
Большая часть его живота покрыта большими, извивающимися следами ожогов. Некоторые участки более толстые, с блестящей кожей, другие — меньшего размера — почти как оспины. Ожоги ветвятся вверх, по его напряженным мышцам, обвивают шею и спускаются вниз по мускулистым рукам.
— Красиво, — шепчу я, вставая и подходя, прежде чем осознаю, что делаю это. — Могу ли я? — спрашиваю я, поднимая руку.
Он стискивает челюсти, но не говорит. Вместо этого он просто кивает один раз.
Я кладу руку в центр его груди, а затем провожу ею до его грудной клетки, через плечо и вниз по тыльной стороне его руки.
Когда я смотрю на него, его глаза закрыты, а ноздри раздуты — как будто ему больно.
— Прости, тебе больно? — спрашиваю я, начиная отдергивать руку.
Его глаза распахиваются, и он хватает мое запястье, чтобы удержать его на своей коже, и я почти задыхаюсь при виде его расширенных зрачков.
— Нет, бабочка. Это не больно.
Даже если бы я захотела отвести от него взгляд, я не уверена, что смогла бы. Его глаза скользят по моим губам, выражение лица смягчается. От его восторга во мне вспыхивает волнение, и внезапно я понимаю, что он хочет меня поцеловать .
Не для камер, а потому что он этого хочет.
Моя кожа покалывает, когда его глаза слегка морщатся.
— Эстель, — говорит он низким и нерешительным голосом.
— Больше никаких секретов, — шепчу я, желая поцеловать его. Я чувствую потребность.
То же страдальческое выражение проходит по его лицу, и его челюсть сжимается. Прежде чем он успевает передумать, я провожу рукой по его шее, цепляясь пальцами за его волосы.
Что-то мелькает в его глазах. В следующую секунду он грубо притягивает меня к своему телу и прижимает свои губы к моим.
Я стону, когда его язык прижимается к моему рту, а другая моя рука тянется к его волосам. Его руки обвивают мою талию, а ладони сжимают ткань моего платья-свитера, посылая по мне удовольствие. Мое сердце грохочет в груди, когда он стонет, отстраняясь.
— Скажи мне остановиться, — бормочет он.
— Не останавливайся.
Слова едва слетают с моих губ, когда он снова целует меня, поворачивая нас так, что я оказываюсь спиной к стене столовой. Он крепко прижимает меня к дамасским обоям, прижимая ко мне бедра. Я задыхаюсь, когда он поднимает меня, раскинув руки под моими бедрами, а мои ноги обвивают его бедра.
— Скажи мне остановиться, — повторяет он, касаясь губами моих.
— Никогда, милый .
Он отстраняется, глаза сверкают. Ему не нужно ничего говорить. Я могу сказать по тому, как он ухмыляется — по тому, как его рука приближается к моему лицу — что ему нравится это прозвище.