В конце концов, даже жене позволялось уединяться. Муж мог навещать ее по ночам, но он не навязывал ей своего присутствия дольше, чем это было необходимо. Так вели себя респектабельные супружеские пары. По крайней мере, так она всегда думала.
— Я не знаю, что бы я предпочла, — сказала она. — Я никогда раньше ни с кем не жила в одной комнате.
— Мистер и миссис Брей — пара, у которой я учился в детстве, — всю свою супружескую жизнь прожили в одной комнате. Я предполагал…
Джастин потер рукой подбородок.
— Но это было неправильно с моей стороны, не так ли? Я не должен был предполагать. Я должен был посоветоваться с вами.
Он нахмурился еще сильнее.
— Я так понимаю, ваши родители жили в разных комнатах?
Его вопрос сжал сердце Хелены, как тиски. Ее мать умерла, когда она была еще совсем девочкой, но она хорошо помнила маленькую ледяную комнату, в которой не было ничего, кроме железной кровати. Этот образ часто посещал ее в детских кошмарах.
Она облизнула губы.
— Да, они жили порознь. Но мы с вами… Нам не нужно…
— Пусть будет так, как вы хотите, — сказал он. — Я не буду предъявлять к вам необоснованных требований. Я не грубиян.
— Я знаю это. Вы были очень добры ко мне. Я не могу выразить словами, как я вам благодарна.
— Благодарна, — повторил он.
— Да. И я вам очень признательна.
— Понятно.
Хелена чувствовала, что сказала что-то не то, но не имела ни малейшего представления, что именно. Ей хотелось, чтобы рядом с ней был кто-нибудь, кто мог бы дать ей совет. Мудрая женщина, которая подсказала бы ей, что говорить и что делать.
Она нуждалась в Дженни.
С другой стороны, Дженни была всего на два года старше ее и, несмотря на все свои резкие заявления, знала о мужчинах и браке так же мало, как и сама Хелена.
— Джастин, я… — Она с трудом подбирала слова. — Я не хочу вас разочаровывать.
Выражение его лица смягчилось.
— Вы не разочаровали. И не разочаруете.
Он протянул руку через стол, приглашающе подняв ладонь.
У него была большая ладонь с длинными, почти изящными пальцами. Это была рука, которая могла держать меч или пистолет с такой же легкостью, с какой могла написать письмо или погладить даму по щеке. Пульс Хелены участился, когда она протянула руку, чтобы взять ее.
Пальцы Джастина покровительственно сомкнулись вокруг ее пальцев. Его рукопожатие было успокаивающе теплым, кожа загорелой и мозолистой от тяжелой работы. По сравнению с ним ее собственная рука казалась маленькой и бледной.
— Нет никакого руководства по заключению брака по объявлению, — сказал он. — Нам придется действовать на ощупь.
Его большой палец медленно прошелся по изгибу ее пальцев.
— Но если мы будем честны друг с другом, у нас будет гораздо меньше шансов стать несчастными.
Она сглотнула. Он хотел честности. Конечно, хотел. И она собиралась рассказать ему все. Она планировала сделать это сегодня вечером, когда они вернутся в аббатство. Когда она будет в безопасности в его доме и у него не будет возможности отослать ее. Но теперь…
Она прикусила губу.
— Я так многого вам не рассказала.
— Я знаю. Я и сам был не слишком откровеннен.
— Да, но, по крайней мере, вы попытались рассказать мне о своем прошлом. Я же не прилагала никаких усилий, чтобы рассказать вам о своем.
Она внимательно посмотрела ему в лицо.
— Вас это не беспокоит?
— Возможно, не так сильно, как следовало бы.
— А почему нет?
Он пожал плечами.
— Ваши темные тайны могут быть не хуже моих собственных. Кроме того, я доверил бы Финчли свою жизнь. Он бы никогда не прислал вас ко мне, если бы вы были убийцей или сумасшедшей, сбежавшей из бедлама.
Она вырвала свою руку из его и резко поднялась со стула. На мгновение она испугалась, что ее стошнит. Она прижала руку ко рту и отвернулась от него.
Джастин мгновенно оказался рядом с ней.
— Что такое? Что случилось?
Она покачала головой.
Он положил руку ей на поясницу и подвел к мягкому дивану у камина.
Снаружи небо потемнело, и раскаты грома разорвали воздух. За этим последовал шум проливного дождя. Он сильно и быстро барабанил по окнам их комнаты.
Хелена почти не замечала ухудшения погоды. Она опустилась на обитый дамастом диван.
— Боюсь, я выпила слишком много шампанского.
Опять ложь. Не от него у нее скрутило живот, а на лбу выступил пот.
— Я к этому не привыкла, — сказала она. — Я даже вино никогда не пью, разве что на Рождество.