— Первый раз, — повторил он наконец. — Сколько было таких случаев?
— Несколько. Я сбилась со счета.
— Надеюсь, не все они были связаны с объявлениями о браке.
Хелена не могла сказать, был ли его вопрос искренним. В его глубоком голосе вообще не было никаких интонаций.
— Нет. Твое объявление было первым, на которое я откликнулась. Дженни нашла его в «Таймс».
Его взгляд заострился.
— Дженни?
— Моя компаньонка. Она переехала жить к нам незадолго до смерти моего отца. Она наша дальняя родственница. Троюродная сестра. Я знаю ее большую часть своей жизни.
«Компаньонка» — неподходящее слово для описания Дженни. Она была ее подругой. Доверенным лицом. Единственным человеком, который помог ей, когда события с ее дядей приняли такой мрачный и пугающий оборот.
— Именно Дженни отправила письма, которые я тебе написала. Она договорилась с мистером Финчли о поездке. Если бы не она, мне бы никогда не удалось выбраться из Лондона.
— А в другие разы, когда ты убегала? — спросил он.
Хелена внутренне содрогнулась. В его устах она выглядела как какая-то отчаянная преступница. Сумасшедшая, стремящаяся к побегу. И, возможно, так оно и было.
— Вначале я не убегала. Если я и выходила из дома, то только для того, чтобы нанести визиты джентльменам, которые были друзьями моего отца. Мне нужен был адвокат. Я была уверена, что кто-нибудь мне поможет. Но мой дядя теперь граф. Никто не хотел идти против него. Во всяком случае, не от моего имени. Болезнь моей матери все еще не забылась.
— Похоже, твой дядя воспользовался этим фактом.
— Да. Довольно безжалостно. И когда ни один из моих знакомых джентльменов не пожелал прийти мне на помощь, он счел себя вправе начать добиваться моего лечения. Некоторые процедуры проводились в частной лечебнице под названием Лоубридж-хаус. Врачи, они… — Она прерывисто вздохнула. — Не имеет значения, что они делали, за исключением того, что после того, как они это сделали, у меня осталось не так уж много планов. Я просто убежала.
— Куда ты убежала? — спросил Джастин. — Куда именно ты направлялась?
— Прочь, — сказала она. — Просто… прочь.
Он нахмурился, казалось, обдумывая какой-то аспект этого дела с большим вниманием, чем обычно.
Хелена глубже зарылась в подушки. События прошедшего дня давали о себе знать. Ее конечности отяжелели, а глаза грозили закрыться в любой момент.
Неужели только сегодня утром они с Джастином поженились? И он так страстно целовал ее в их номере в отеле «Стэнхоуп»? И вот теперь она рассказывает ему о своей матери, дяде и мистере Глайде. И все это после того, как она упала с края обрыва и, вполне возможно, потеряла сознание от потрясения.
— Итак, — наконец произнес Джастин. — Женитьба на мне была последним средством.
Она повернула голову и посмотрела на него.
— Да, это была моя последняя надежда.
— И когда ты пришла в «Королевский герб», когда увидела меня, не имело значения, что я был в ожогах. Или что я незаконнорожденный. Тебе нужен был муж, который защитил бы тебя своим именем. Любой мужчина подошел бы.
Он сидел, наклонившись вперед, опершись локтями о колени. Его волосы были растрепаны, а подбородок покрыт вечерней щетиной. Хелена никогда не видела его таким мрачным. Таким уязвимым.
— Но в «Королевском гербе» был не просто какой-то мужчина, — тихо сказала она. — Это был ты, Джастин. Там был ты.
Глава 10
Джастин склонил голову, его горло судорожно сжалось. Слова Хелены были нежны, как ласка. На краткий миг им удалось утихомирить ярость, кипевшую в его жилах с тех пор, как он впервые увидел синяки, покрывавшие ее обнаженную шею и руки.
Многие из этих черно-синих отметин имели форму человеческих пальцев.
Джастин с трудом удержался от того, чтобы не броситься вслед за мистером Глайдем. Чтобы вытащить мужчину из кареты и избить его до полусмерти.
«Ты когда-нибудь причинял боль женщине?» — спросила она его на пляже.
Это было немногим более трех дней назад. Тогда он заподозрил, что кто-то жестоко обошелся с ней, но даже представить себе не мог, до какой степени.
Неудивительно, что она была в отчаянии. Леди ее круга пришлось согласиться выйти замуж за такого человека, как он.
— Мне очень жаль, Джастин, — сказала она. — Я знаю, что должна была сказать тебе.
Он смог только кивнуть. Во рту у него пересохло, а в горле застрял ком размером примерно с валун. Он чувствовал…
Черт возьми.
Он чувствовал. Он не знал, что именно. Гнев, обиду и горькую тоску — все это было неразрывно связано в его груди. Он не мог сказать, где кончалось одно и начиналось другое. С другой стороны, он не был человеком, привыкшим анализировать свои эмоции.