Сэму вспомнилась ночь, когда он вошел в ее комнату, увидел ее заплаканное личико. Все, что произошло между ними потом, он помнил лишь фрагментами. В памяти остались только нежные ласки и прикосновения, взрывы страсти желания. Но этого было достаточно.
Он помнил ее поцелуи, ее улыбку.
«Улыбнись, — мысленно молил он ее, — улыбнись мне».
— Возлюбленные братья и сестры, — начал священник, и краешком глаза Сэм увидел, как сильно побледнела Жози. Он почувствовал, как ее пальцы изо всех сил стиснули мягкую шерсть на рукаве его пиджака. Они дрожали, пока он крепко не взял ее за руку. — Берешь ли ты, Сэмюель, Жозефину…
Из мерной речи священника до его сознания доносились лишь отдельные слова — любить, почитать, поддерживать. В богатстве и в бедности. В болезни и в здравии. Пока смерть не разлучит вас. Потом он вдруг почувствовал, что священник смотрит на него — ждет ответа.
— Обещаю, — произнес он.
— Берешь ли ты, Жозефина, Сэмюеля в свои законные мужья…
Он посмотрел на свою ладонь, в которой лежала ее рука, потом на ее живот, из-за которого они, собственно, и оказались здесь. Интересно, слышит ли она что-нибудь из того, что говорит священник?
— Обещаю, — прошептала она.
— Кольца, пожалуйста, — сказал священник.
Сэм и Жози чуть не одновременно вздрогнули и резко подняли головы, в оцепенении глядя друг на друга.
Сэм был уверен, что она думает о том же, что и он.
— О Господи, мы совершенно забыли о кольцах!
Он вспомнил, как лгал постояльцам насчет того, что они стали Жози тесноваты и он отдал их расширить. Но потом он напрочь забыл и думать о них. Клитус толкнул его локтем в бок. Один раз. Другой. Сэм сердито повернулся к нему, и тот всунул ему в руку кольцо.
Сэм ошеломленно смотрел на Клитуса, пока тот выразительно не поднял бровь, а затем не наступил ему на ногу для верности, чтобы окончательно привести в чувство.
— Этим кольцом я соединяю вас, — проговорил священник и выжидательно посмотрел на него.
Сэм нащупал кольцо и, с трудом удерживая его не гнущимися от волнения пальцами, взял руку Жози и
— Белый или слоновой кости? — спросила она, прикладывая разные образцы ткани к розовой коже Жози.
— Слоновой кости, — поспешила ответить Жози, считавшая, что белый в ее случае не совсем уместен.
— Цвет слоновой кости, — деловито согласилась Амелия, одобрительно кивнув. — Молодец, сразу видишь, что тебе к лицу.
— Вы действительно сможете сшить мне свадебное платье за три дня? — спросила ее Жози, когда они вернулись домой, нагруженные атласом и кружевами, молниями и пуговицами. Обе буквально валились с ног от усталости, но энтузиазм Амелии действовал вдохновляюще.
— Конечно, смогу, может, не такое, как от модного кутюрье, — сказала Амелия. — Но надеюсь все же, оно тебе понравится.
И вот сегодня, в это воскресное утро, она смотрела, как молодая женщина, стоя перед зеркалом, любовалась атласным платьем с высокой талией, с отделкой из кружева, с атласным лифом и длинными кружевными рукавами. Смотрела и ждала ее вердикта.
— Подходит? — не выдержала она, когда Жози, молча постояв перед зеркалом, повернулась и, все так же не говоря ни слова, посмотрела на нее.
Жози смогла лишь улыбнуться и сказать:
— Господи, еще как подходит!
Сэм не мог понять, почему он так нервничает. В конце концов, это всего лишь свадьба. Они с Жози делали только то, что необходимо для ребенка, которого зачали. Никто не спорит, это важно, но историческим это событие вряд ли можно назвать.
Так почему же его бьет нервная дрожь?
Он вытянул перед собой руки — пальцы слегка подрагивали. Он немного ослабил узел галстука, чтобы легче дышалось. Никогда раньше у него не возникало этого ощущения удушья, хотя носить галстук ему приходилось чуть ли не ежедневно.
Виолончелист исполнял какое-то серьезное музыкальное произведение, отвечающее торжественности момента. Сэм никак не мог вспомнить его название, хотя мелодия показалась ему очень знакомой. Но по крайней мере, он знал, что выход Жози не сейчас. Тем не менее невольно то и дело смотрел вверх на лестницу — а вдруг Жози уже там?
Он надеялся, что она благополучно одолеет ступеньки. Лично ему было непонятно, отчего бы ей просто не войти в гостиную через столовую и не встать рядом с ним у камина, где уже ожидал священник.
— Выход невесты очень важен, — настояла его мать. — И по лестнице она будет спускаться!
— Спускаться — ладно, а подниматься ей нельзя ни в коем случае, — с нажимом в голосе произнес Сэм.