Вот только бы заставить сердце подчиниться голосу разума. Оно начинало учащенно биться всякий раз, как Сэм входил в комнату, а тело становилось таким податливым в его ночных объятиях. Даже разум стал постепенно подводить ее, услужливо подыскивая причины его неравнодушия.
Нет, в такое поверить невозможно.
Но она не могла совладать с собой.
Она спрашивала себя: зачем Сэму приходить к ней каждую ночь и держать в своих объятиях, если он не любит ее? И отвечала самой себе, что он считает своей обязанностью находиться рядом с ней на тот случай, если она позовет на помощь. Но ведь он мог бы поставить себе раскладушку. Или воспользоваться сотовым телефоном.
Он мог бы так сделать. Но не сделал.
Сэм мог бы коротко ответить на ее вопросы о том, что он импортирует и кто производит импортируемые им товары. Вместо этого он, придвинув стул к ее кровати, пустился в живописные рассказы о Сингапуре и Шанхае, о Хоккайдо и Бали.
Почему?
И ее сердце начинало петь от радости, а разум позволял надеяться.
Если она ему безразлична, тогда почему он так расстроился, застав в кухне Курта, с которым они вместе пили кофе? Сэм как раз спустился вниз после того, как заново застеклил крышу над номером «Анна». При виде гостя он остановился в дверях как вкопанный, и вместо обычно приветливой улыбки на его лице появилось угрюмое выражение.
— Какого черта ему здесь надо?
Жози, которой Курт подробно рассказывал о своей пастве, перестала улыбаться и недоуменно посмотрела на Сэма, удивленная его ожесточенным тоном.
— Просто пришел меня проведать.
— Я хотел попросить ее кое-что для меня напечатать, — честно признался Курт.
Судя по всему, отсутствие такта также оставалось одной из постоянных черт его характера.
— Нет, — отрезал Сэм.
Курт непонимающе смотрел на него.
— Но… Она только что пообещала все напечатать.
— Она не будет этого делать.
— Но…
Сэм не дал ему договорить. Ткнув пальцем в лежавшие перед Жози бумаги, он сказал, обращаясь к ней:
— Отдай их ему.
— Перепечатка много времени не отнимет. Я быстро все сделаю, — возразила она.
Вообще-то, у нее не было ни малейшего желания печатать эти бумаги для Курта. Она не виделась с ним целый месяц, с тех самых пор, как в последний раз что-то ему перепечатывала, и начала потихоньку осознавать, что ей и без него очень хорошо. Но что-то в тоне Сэма, в том, как собственнически он смотрел на нее, задело ее, разбудив дух противоречия.
Или он ревнует? Нет, этого не может быть.
— Отдай их ему, — процедил Сэм сквозь зубы.
Он стоял, держа руки по швам, но пальцы его сжались в кулаки. Того гляди свернет Курту шею.
Она взяла бумаги и протянула их Курту.
— Извини, но у меня вряд ли найдется сейчас свободная минутка.
Курт смотрел то на нее, то на него, явно озадаченный безмолвным, но чрезвычайно оживленным диалогом между обычно невозмутимой Жози и ее новоиспеченным мужем.
— Но ведь ты просто сидишь здесь без дела, — удивленно сказал он.
Не надо было ему этого говорить.
Прежде чем Жози удалось подняться со стула, Сэм был уже посередине комнаты. Она едва успела преградить ему дорогу.
— Мне кажется, у Сэма есть для меня задание, — обратилась она к Курту. — Я же говорила тебе, что работаю на него. Очень мило, что ты заглянул, но нам пора приступать к делу.
Она ни на миг не выпускала Сэма из виду, смотрела ему в глаза и не давала возможности обойти ее и добраться до гостя.
— Но я только что пришел, — запротестовал Курт. — С какой стати ты меня выгоняешь?
— С такой, что у нас с Сэмом неотложные дела.
Она незаметно наступила Курту на ногу.
Наконец до него дошло.
— Хорошо. К тому же мне действительно уже пора.
Сердито посмотрев на нее, он резко отодвинул стул и поднялся. В руках у него все еще были бумаги. Казалось, он пытается придумать предлог, чтобы все-таки оставить их у Жози, но та твердо сказала, подталкивая его к двери:
— Смотри, не забудь свои бумаги.
— Да уж, пожалуйста, не забудьте, — подтвердил Сэм, и в голосе его зазвучал металл.
Курт с надеждой произнес, глядя на Жози:
— Надеюсь, мы скоро увидимся?
— Конечно.
Она открыла дверь и чуть не вытолкнула его из кухни.
Сэм прокомментировал ему вдогонку:
— После дождичка в четверг!
Никогда прежде он не испытывал желания разорвать кого-нибудь на куски. По крайней мере, делать это медленно, методично и со смаком. Никогда прежде ему не хотелось поставить кому-нибудь фонарь под глазом или же выбить все зубы.
Но, с другой стороны, все когда-нибудь случается в первый раз. Курт его равнодушным не оставил.