Вместе с имущественным расслоением общества эта форма заключения брака повсюду претерпела существенные модификации.{443} И в Италии в XIX в. она уже явно диктовалась экономическими соображениями (нежеланием или невозможностью потратить большие средства на свадьбу). К браку похищением прибегали и тогда, когда родители девушки или парня были против их намерения пожениться. В обоих случаях умыкание превращалось лишь в инсценировку, организованную, однако, по традиционным нормам. Парень с помощью своих друзей устраивал похищение девушки, выкрав ее из отчего дома или застав врасплох на улице. Вся компания направлялась в церковь, где предупрежденный заранее священник наскоро венчал молодых. (В XIX в. похищенную часто везли в церковь в экипаже, в XX в. доставляют на автомобиле.) После венчания родители девушки вынуждены были принять ее замужество как совершившийся факт.
Близок к «похищению» обычай, называемый итальянскими этнографами «скапильята» (scapigliata, буквально «развязывание»). Смысл его в том, чтобы публично скомпрометировать возлюбленную девушку и добиться таким образом согласия ее родителей (или ее самой). В прошлом веке этот обычай бытовал по всей Италии, в начале XX в. еще отмечался в деревнях Калабрии и Базиликаты. После воскресной мессы парень поджидал девушку у церкви и на глазах у всех срывал с нее красный нагрудный платок или головную накидку, или расплетал ей косы. После этого родители девушки спешили выдать ее замуж за скомпрометировавшего ее парня, так как по существовавшим этическим нормам любой другой считал позором для себя жениться на ней.{444}
Если обе стороны готовились к свадьбе по принятым нормам обычного права, одним из важных актов предсвадебного цикла обрядов было официальное предложение или сватовство (ит. richiesta, domanda, фриул. contentâ, сардин. pricunta). В ряде мест парень сам напрямую просил у матери своей возлюбленной руки ее дочери, не прибегая ни к помощи свата, ни к символическому выражению чувств и намерений. Иногда этот акт сопровождался юмористическим монологом молодого человека. Например, во Фриули он входил в дом девушки, прикасался рукой к полу около ног ее матери и говорил: «Синьора мать, у вас есть дочка на выданье. Если будете ждать, пока она постареет, никакой черт на ней не женится!» И затем, желая уверить, что у него серьезные намерения, пел:
Во многих местах, однако, предложение было принято делать через посредника (свата) или посредницу (сваху). Чаще это был сват, который в каждой области Италии именовался по-своему: в Тоскане это был cozzone, в Пьемонте — rablau или baccelliére, в Базиликате — ruffiané, tramezzane или ammasciatore, в Романье — bracco. Все эти названия применялись в указанных областях для обозначения не только свадебного персонажа, но и посредника или посланца любого рода.{446}
Данный персонаж свадебного сценария заботился о том, чтобы семьи пришли к согласию относительно брака их детей. С середины прошлого века в литературе нередко указывалось, что его услуги оплачивались, а сам он уже выступал как лицо, имевшее юридические полномочия, и не состоял с семьями брачащихся ни в родстве, ни в кумовстве. Чтобы нанять такого «свата», обращались в специальные агентства.
В далеком прошлом сват, по-видимому, выполнял не только одну функцию — подготовить семьи парня и девушки к заключению будущего брачного союза, но был и в числе основных действующих лиц свадебного ритуала. На это, пожалуй, указывает устаревшее название свата — «паранимфо» (paranimfo), сохранившееся до наших дней на Сицилии и Сардинии. Оно происходит от греческого «паранимфус», еще в древности вошедшего и в латынь. Уже само это слово, состоящее из двух частей (παρα — с и νυμφη — невеста), указывает на некоторые функции этого персонажа. Как в Греции, так и в Риме паранимфус вместе с женихом участвовал в церемонии сопровождения невесты из ее родительского дома в дом будущего мужа.{447} Однако в конце XIX — начале XX в. сват уже не играл значительной роли ни в период подготовки к свадьбе, ни в день свадебной церемонии. По крайней мере в трудах итальянских этнографов ничего об этом не сообщается.