Интересно, что скорый брак обещало девушке также попадание камешками в голову одной из статуй в известном каталонском монастыре Монсеррат; в другом монастыре претендентка в тех же целях прыгала, опираясь на руку юноши, в находящуюся здесь же каменную купель.{522} Юные астурийские паломницы были уверены, что выйдут замуж не позднее, чем через год после того, как им удастся разбить камнем хотя бы одну черепицу на крыше местной часовни св. Иларио (сообщают, что многие годы на этой крыше не было ни одной целой черепицы).{523} Обращаясь к уже упомянутым святым — покровителям брака, в одном случае слегка подскакивали на коленях после каждой из обязательных трех молитв, а затем — чтобы святой не забыл — записывали свою просьбу на стенах часовни, нечто вроде: «Славный, благословенный господин святой, дай мне, недостойной, какого-нибудь муженька». Иногда вежливо просили: «Святой Николай, выдай меня замуж, пожалуйста» и т. д.
Особое значение придавалось некоторым объектам, контакт с которыми должен был принести пользу. Среди них источники, из которых следовало напиться или омыть лицо, веревка колокола (в Толедо) или сам колокол (в Гранаде), которых нужно было коснуться, большой наклонный камень, по которому надлежало съехать на землю (в Лериде){524} и т. д.
Заключению брачного альянса в традиционном сельском мире нередко предшествовало обязательное вступление в своеобразную корпорацию, объединявшую юношей данного селения. Возрастной вехой для вступления в ассоциацию парней обычно считалась какая-то «внешняя» — чаще всего хозяйственная — функция, в выполнение которой вовлекался подросший «отрок»: самостоятельный выпас скота, участие в жатве (в Кастилии) или других работах и т. д. Лишь с этого момента молодой человек получал право на закрепленные традицией контакты с молодыми девушками, только теперь он мог пользоваться защитой и поддержкой коллектива в качестве потенциального или фактического жениха. Разумеется, и формы объединений, и «абсолютный» возраст вступавших в них, а также сама зависимость юноши от общины на столь ответственном этапе жизни различались — и порою очень сильно — в тех или иных уголках Испании, в городе и на селе, в зависимости от классовой и профессиональной принадлежности и т. д.
Далеко не везде четко проявлялась санкция коллектива; наиболее характерно это было для северной части полуострова. Здесь существовало нечто вроде иерархии или системы социально-возрастных групп с ритуально обставленным переходом из одной в другую по мере взросления. Каждая из них представляла собой организацию или общество со своими выборными руководителями («алькальдом», «королем», «мажордомом» или просто «старшим парнем») и должностными лицами. Претендент на членство в этой ассоциации должен был не только заплатить вступительный взнос — деньгами, вином или тем и другим, — но и подвергнуться испытаниям, порой достаточно суровым. Они призваны были удостоверить мужество, выносливость и другие необходимые качества юноши, которому таким образом предстояло пройти самые настоящие обряды инициации.{525}
Объединения, в чем-то сходные с юношескими, но значительно более аморфные, кое-где существовали и у девушек, для которых основанием для вступления в группу потенциальных невест становилось начало менструаций.
Одной из функций, может быть даже основной, мужских и женских союзов являлось регулирование контактов молодых людей обоего пола как внутри селения (юноши, например, получали право разговаривать с девушками, посещать сборища прях зимними вечерами, петь серенады и т. д.),{526} так и при общении жителей разных деревень. Это делалось для того, чтобы защитить интересы односельчан и поддержать нравственность (в ее местном понимании).
Тенденция к локальной эндогамии отмечается в различных районах Испании. В выборе брачного партнера большую роль играла принадлежность к сельскому коллективу (будь то небольшая деревня, или сравнительно крупное — как в Андалусии — селение, или приход — в Галисии). В некоторых местностях взаимные браки жителей двух соседних сел казались просто немыслимыми. Парень, отважившийся ухаживать за девушкой из другой деревни, рисковал не только здоровьем, но и своей жизнью. Будучи обнаруженным тамошними обитателями, он неминуемо подвергался жестокому избиению; девушку-«изменницу» односельчане всячески травили.{527} Конфликты такого рода часто служили поводом для ссор, порою переходивших в подлинные побоища с участием мужчин и даже женщин в местах, где ярмарки и праздники сводили вместе жителей соседних деревень.{528}