Интересно отметить, что односельчане, противясь — и порою очень активно — тому, чтобы чужак «увел» местную девушку, дружно помогали своим парням, пытавшим счастья в других селениях или приходах.
Почти повсеместно сложилась традиция своеобразного выкупа, который требовался от жениха-чужака для компенсации местных потенциальных женихов, терпевших ущерб в результате подобной конкуренции. Как правило, пришелец избавлялся от преследования, выставив угощение в местной таверне. Иногда помимо выкупа или вместо него жениха бросали в воду, после чего уже не трогали, удовлетворившись этой почти символической расправой. Кое-где чужаки норовили завести знакомых и друзей среди местных парней, чтобы с их помощью избежать неприятностей и преодолеть сопротивление остальных. Во многих случаях возможность действенного сопротивления матримониальным поползновениям извне была уже настолько мала, что чужаки отказывались подчиниться традиционному требованию о выкупе, бесстрашно вступая в единоборство со здешней молодежью. Последняя, в свою очередь, могла отомстить, более или менее успешно, а могла и просто отступиться, смирившись. И наконец, кое-где существовало лишь слабое представление о предпочтительности брака в своем селении перед союзом с чужаком.
Что касается городов, то там в интересующее нас время, как правило, сохранялись — если они вообще были — лишь отголоски ограничительной практики. Это проявлялось, например, в попытках парней или даже женатых мужчин взыскивать «плату за квартиру» — вином или деньгами на угощение — с жениха, «ощипывавшего индюшку», т. е. ухаживавшего за девушкой «через решетку» в их квартале или на их улице.{529}
Вместе с тем имеются сведения, что (в соответствии с местным традиционным порядком) в баскской исторической области Гипускоа юноши одного селения должны были искать невест в другом, определенном обычаем, селении.{530} В Кантабрии жених нередко появлялся в доме девушки на выданье первоначально в качестве наемного работника.{531} На Ивисе (один из Балеарских островов) оригинальные смотрины-фестейжи, о чем будет сказано ниже, как правило, собирали юношей со всего острова.
Кроме локальной существовала тенденция и к другого рода эндогамии, более широкой, осуществлявшейся в рамках различных этнокультурных, социально-культурных и социально-профессиональных групп. Полная или частичная замкнутость сохранялась в результате неприязненно-отчужденного отношения к ним соседей. Таким было, например, положение скотоводов горных областей Астурии («вакейрос») и Кантабрии («пасьегос»), образ жизни которых резко отличался от образа жизни окрестных земледельцев. Жители ряда деревень одной из областей Леона — Марагатерии (так называемые марагатос) также находились в своеобразной изоляции. «Аготес» баскских провинций на протяжении многих веков подвергались всевозможным ограничениям и унизительной дискриминации со стороны соседей. «Шуэтас» Мальорки третировались на своем острове как потомки крещеных евреев и т. д. Чаще всего выходец из такого ареала, переехав в другую область, избавлялся от тяготевшего над ним на родине предубеждения, как это было с «шуэтами», перебиравшимися с Мальорки на полуостров.{532} Однако нередко долгое жительство и деятельность за пределами общины не нарушали эндогамии, юноши специально приезжали в родные места, чтобы жениться на односельчанках.
С момента зарождения симпатии между молодыми людьми коллектив односельчан брал под контроль, и порою весьма суровый, их отношения. Они не упускались из виду вплоть до самого дня свадьбы. Молодую пару, стремившуюся сохранить свои чувства в тайне хотя бы до определенной поры, публично «разоблачали». В таком случае, например, не ленились ночью прокладывать соломенную дорожку между домами влюбленных.{533}
Сильное влияние, иногда на грани принуждения, община оказывала на тех парней, которые, по бытовавшим представлениям, обязаны были жениться, однако уклонялись от этого. Как правило, речь шла о женихах, пытавшихся прервать отношения тогда, когда дело зашло уже слишком далеко, и не имевших для этого, с точки зрения окружающих, веских оснований. Угроза возмездия за «предательство» оказывалась настолько серьезной, что жених, который все же решался на разрыв без повода со стороны невесты, норовил делать это в письменной форме, по возможности отдалившись от родного селения (воспользовавшись службой в армии, отъездом на заработки, эмиграцией и т. д.) и нередко смирившись с тем, чтобы больше не возвращаться туда.{534}