Старик, между тем, пристально посмотрев на него, спросил:
- Почему Ворон?
- Так фамилия Воронов, - против обыкновения, довольно робко ответил Викторыч.
- Не только, пожалуй... Ворон птица темная... хотя, когда как... иногда и вещая... Подойди-ка сюда, дай я тебе лоб пощупаю.
Рука у старца оказалась неожиданно теплой, причем было ощущение, что тепло почувствовалось ещё до того, как он до Федора дотронулся.
- Чудной ты, Ворон, необычный... Первый раз такого вижу, хотя давно уже живу. Во-первых, по твоей вере. Хорошо ты в Бога веруешь, крепко, но странно. Тактично, что ли? Есть заповедь: Не поминай имя Господа всуе. Так у тебя ещё глубже, ты стараешься вообще его по пустякам не беспокоить. Веруешь истово, но попусту не докучаешь. Вроде как у Бога дел итак невпроворот, чтобы его отвлекать твои молитвы выслушивать. Хм-м... Да, так. Именно не от лени, не от неверия, а, чтобы Господа не утруждать. Ну, ты даешь... Неправильно это Федя! Можешь просьбами не досаждать, а славословить обязан! Хотя, кому я говорю... Стоит твою молитву на Большом пороге вспомнить, когда у тебя мотор заглох!
'Господи! Прости за беспокойство, но если ты не вмешаешься, мы скоро увидимся, очень скоро!' Ни здравствуй, ни прощай... Сразу по делу. И это на полном серьезе, Господу нашему, Иисусу Христу!
Теперь, во-вторых... Странная какая-то у тебя судьба. До старости вроде всё нормально, а вот потом куда-то деёшься. Ни здесь, ни там тебя нет, не понятно...
- Дед! - не выдержал Федор - Ты экстрасенс что ли?
- Какой я тебе дед? Я монах, дедом по определению быть не могу, откуда у меня дети? - усмехнулся старец. - Это ты когда-нибудь дедом станешь. Правда, нескоро. Кузя, младшенький, первый тебя внучкой осчастливит.
- Извини, святой отец... Так ты экстрасенс?
- Господь с тобой Федя! Все экстрасенсы шарлатаны, им ещё отвечать перед Богом, за свои художества. Я прозорливец, это, Ворон, несколько иное'.
Каким-то неосознанным усилием воли, Викторыч вынырнул из своих странных воспоминаний. Дальше вспоминать было не то, чтобы неприятно, как-то то ли стыдно чуть-чуть, то ли немного не по себе.
'Остановились на Староверческом мысе. Место хорошее, просторное, и ветерком от гнуса продувается. Чуть выше по мысу завал топляка, наторошенный по весне большой водой. Федор махнул рукой на церковного ярыжку, взятого с собой четвертым пассажиром, для обслуживания иерархов. Сказал, чтобы тот не маялся, пытаясь чем-то ему помочь, а обустраивал своему начальству лежбище, как там у вас по церковным канонам полагается. Иподьякон с облегчением потянул из лодки небольшие коврики, с церковным орнаментом, платы камни покрывать, стал доставать из походного сундука с крестами, какие-то душегреи, и наконец-то почувствовал себя при деле. Отец Себастьян, с удовольствием оглядев окрестности, снова огорошил Ворона своим поведением.
- Староверческая лодка, на Староверческом мысу... Прям картина Репина... да...
Викторычу опять стало не по себе от всезнающего старика. Лодка понятно, откуда название места знает? А тот, как ни в чем не бывало, продолжил.
- Ты бы, Ворон, поставил тот огрызок сети, что с собой взял. Зря, что ли в мешок сунул? Пусть владыки царской рыбки с пылу, с жару покушают. Поста нет, кушать можно. Не сказать, чтобы отцы церкви бедствовали по стерлядке, не в диковину им, но вот с дымком, с костра, давно, поди, не едали...
- Какая тут, отче, стерлядь? Отродясь ничего путного здесь не ловилось... разве что язи... - с сомнением покосился Федор, на прибрежный омут.
- Ты ставь, Федя, сетёшку, ставь. Может и польстит нам сегодня чем-нибудь.
Пожав плечами, Ворон быстренько воткнул в заводь старенькую, коротенькую ставешку, и взяв бензопилу пошел к завалу, отпилить сушину на дрова. Через десять минут на берегу весело пылал костер. Довольные владыки, принявшие по чарочке церковного винца и закусившие просфорой, приятно щурились на огонь.
- Гляди-ка, какой костерок славный! Молодец Ворон, мастер, ничего не скажу. Доставай рыбу! Пока ты еще её приготовишь... жрать охота на свежем воздухе, сил нет! - блестя глазами, заявил, тоже чуть принявший отец Себастьян.
- Так и полчаса сеть не стоит...
- Давай, давай! Некогда нам ждать! А-то щас владыки ужрутся, никакого вкуса потом не почувствуют!
Недоверчиво покрутив головой, Федор прямо с лодки, не отвязывая, принялся проверять сеть. Никакие логические объяснения не работали. В сети обнаружились три жирные, местные стерлядки. Именно бухтинские, енисейские чуть посветлей.
'Да откуда, бес их ешь!? Может костер? Приплыли на свет? Вряд ли, тогда вся Бухта при кострах, по ночам рыбачила бы...' - растерянно попытался он, найти объяснение феномену.
- Не журись, Федя! Все правильно думаешь, не должно. Это я тут маленько ворожу, ты не причем.
И посмотрев на Ворона, вдруг добавил:
- О! Нашел! Вот он, грешок, проявился! Не любишь ты, Федя, проигрывать. Не по нутру тебе. Самолюбив, хорошо не самовлюблён. Первым любишь быть, лучшим. Ну, или хотя бы в лучших. Но уж никак не в дураках. Ничо, нормальный грех, пусть будет. Когда-то, за счет этого греха, у первопроходцев, наша Россия такой огромной и стала...'.
Федор снова, уже с некой толикой злости, силком, выпихнул себя из продолжения истории. Получался какой-то нонсенс. Он сам по себе, а голова со своими воспоминаниями отдельно. Собственные недостатки были ему прекрасно известны, можно было не напоминать. Да и такой ли уж это порок? По чужим головам к успеху, никогда не шел. Но с ранней юности умел постоять за себя, собственную точку зрения, свою справедливость. Единственно, может быть, что палку порой перегибал... Самый яркий случай, из последних, произошел года три назад, когда ему уже за шестьдесят было.
'Приехал в Бухту тренер красноярский. По боксу. Точнее бывший по боксу, а нынче в тренде, по смешанным единоборствам. Он и раньше приезжал. Тогдашний мэр бухтинский, директор ЖКХ, знали его, рыбак заядлый. А в тот раз, приволок с собой ещё пару человек. Один вроде бы спонсор, промоутер или как его там. А второй молодой парень, спортсмен, его подопечный. Спонсора взял, чтобы на деньги обкатать, в дружеской, неофициальной обстановке, а парнишку, чтобы режим не нарушал, в отсутствии наставника.
И надо сказать носился тот боец под его руководством, как напуганный. Часа по два утром, и потом ещё часа четыре, после обеда. Так понужал по пабереге, только песок, да камни из-под копыт летели. Все нервы пацанам бухтинским вымотал. Приходил на танцы, не дал курить в тамбуре. Ну, там, правда, его девки поддержали. Сильно хотелось парням с ним подраться, да ссыкотно. Как вспомнишь те вертушки, что он на берегу крутил - страшновато.
В общем, попросил 'мэрин' Ворона отвезти их компанию на Дынеп, в верховья Бухты. Сидят, ждут его на Голубом Дунае, насчет цены договариваться. А Дунай в деревне, это нечто вроде летнего клуба, беседка повыше на берегу. Здесь всегда мужики, кто не занят, присутствуют. Отсюда и вид на Енисей хороший, рыбнадзора посмотреть, и просто почесать языки с друзьями для удовольствия приятно.
В общем, Викторыч подходит, глава поселковый давай его знакомить с клиентами.
- Вот, знакомьтесь, Воронов Федор!
А спортсмен возьми да ляпни:
- И здесь испанцы! Ты 'ФедОрас' или 'ФедорАс'?
Ворон, не тратя время на слова, размахивается, по-деревенски, с левой... Спортсмен заржал, затанцевал в стойке, орет: Держу удар! Давай, дед, свингуй!
Викторыч бьёт, тот нырком, вниз и влево уклоняется, здесь его на противоходе, короткий правый хук, с доворотом, и встречает. Парнишка, как скала рухнул, аж дощатый пол в Дунае вздрогнул. И лежит 'айда за нашатырем', в полной отключке.
Спонсор, задумчиво так, произносит:
- М-дя... Виталий Лобов, самый многообещающий проспект нашего региона. В UFC мечтали, надеялись. 'Лоб', между прочим, 'непробитый' был. Валять его в любителях, пару раз валяли, но нокаута он ни одного не ловил. У него и кликуха, 'Лоб', была не столько от фамилии, а потому, что челюсть крепкая, хоть кувалдой бей. И вот, в деревне, в забытом Богом северном станке... В уличной драчке, от дедушки.