— Нет ли письма для лейтенанта Глана? — спросил он почтаря.
— Нет, господин лейтенант, — почтительно ответил тот.
— Эй, осторожно! — закричали с корабля зазевавшемуся рыбаку.
С горы сорвался и летел камень, увлекая за собой камни поменьше.
Рыбак и сам уже услышал опасность и изо всех сил выгребал из бухты.
Камень последний раз подскочил на уступе и рухнул в море, подняв столб воды. Шум от падения смешался с шумом прибоя.
Глан поднял голову: скала нависала над самой бухтой.
Молодая девушка в белом платке с любопытством смотрела на его сумку и ружье.
Когда Глан опустил голову и заметил это, она испуганно потупилась. Он улыбнулся:
— Носи всегда этот белый платок, тебе он к лицу.
Протяжно загудел пароход.
— Ева! — позвал человек без возраста с серым усталым лицом.
Девушка повернулась и быстро пошла к нему.
Сквозь щели старого лодочного сарая узкими полосами пробивался свет. Глан сидел на перевернутой лодке и слушал, как крупный дождь барабанил по крыше и шумел в весенней листве.
Послышались голоса. Дверь распахнулась, и в сарай с хохотом ввалились мокрые гости: двое мужчин и девушка дет шестнадцати. На ней были светлое платье, вязаная кофта и вуаль. Первый мужчина был в белой накрахмаленной манишке с бриллиантовой булавкой. Ноги обуты в остроносые башмаки весьма щегольского вида. Манишка промокла и пузырилась. Второй был невысокий, плотный, с черной бородкой. Его с девушкой Глан уже встречал в лесу.
Увидев Глана, они слегка опешили.
Глан встал. Эзоп забил хвостом.
— А, здравствуйте. Вы, по всей видимости, лейтенант Глан, — сказал первый мужчина. Он говорил с резким немецким акцентом, и это как-то не вязалось с его веселым тоном.
Глан поклонился.
— Я — Мак. Торговля солью и бочонками. А вы очень кстати! Мы тут как раз спорили, какую краску взять для моей новой вывески. Вы человек образованный, как по-вашему? — весело спросил он.
Глан еще не пришел в себя от такого неожиданного вторжения.
— Черную, — ни с того ни с сего брякнул он.
— Черную, прекрасная мысль! Это, пожалуй, благороднее всего…
— Папа… — оборвала его девушка.
— Ах, да. Моя дочь Эдварда.
Девушка чуть присела в легком книксене и наклонилась к Эзопу.
— А это наш доктор. Он живет в соседнем приходе, — продолжал Мак.
— Всегда к вашим услугам, — сказал доктор и поклонился.
— Вы, господин лейтенант, покупаете у меня порох и дробь, а не знаете, что я не только купец, но и власть. Вы уже почти месяц у нас и еще не пожаловали с визитом.
Глан почувствовал себя неловко.
— Говорят, вы встречали вчера почтовый пароход? — сказала вдруг Эдварда.
— Да. — Глан повернулся к ней.
— Вы чего-то ждете?
— Письмо.
— От кого?
— Эдварда! — тихо сказал доктор.
— Нет, почему же… От женщины, — ответил Глан.
Эдварда снова принялась шептаться с Эзопом. Повисла пауза.
— И как вам у нас охота? — кивнул на ружье Мак.
— Прекрасно, — оживился Глан. — В дичи нет недостатка: глухари, куропатки, тетерева. Эзоп гонит зайца. Бывает, и морскую птицу подстрелю.
Гроза прошла. Выглянуло солнце.
— Если вам захочется выйти в море, любая моя лодка в вашем распоряжении. И в ближайшее время ждем вас у себя.
Эдварда поцеловала Эзопа и встала.
— Милости прошу ко мне в сторожку, — сказал Глан.
— Спасибо, господин лейтенант, непременно заглянем, — сказал доктор.
— Прощайте, господин Глан. Черная краска! Прекрасная мысль! А, доктор?
Эдварда взглянула на Глана и вышла, не прощаясь. Дверь закрылась.
Глан сел.
Глан вышел к одиноко стоявшему в лесу небольшому, но крепкому дому. Во дворе человек с усталым лицом прилаживал к телеге колесо.
— Здравствуй, Арво. Я зашел в кузницу, но не застал тебя.
— Здравствуйте, господин лейтенант! — Арво снял шапку.
— Я хочу попросить тебя приладить новый курок к этому ружью.
Кузнец вытер руки и взял ружье.
Из дома выбежала девушка, что была с кузнецом на пристани.
— Здравствуй, Ева! — крикнул Глан.
Девушка смутилась и убежала в дом.
— Красивая у тебя дочь, Арво, — улыбаясь, сказал Глан.
Кузнец рассматривал ружье и не ответил.
В сторожке было светло. Двух небольших окон было вполне достаточно, чтобы осветить небольшое пространство. Все здесь казалось на первый взгляд обыденным: струганый стол, две скамьи, печь, застеленный шкурами топчан, полка из одной доски, большой дорожный сундук… Но было много и такого, что говорило о необыкновенности хозяина сторожки: стены были увешаны шкурами и ружьями, сетями и перьями, головами медведей и кабанов. На грубо отесанной полке стояли чучела лесных птиц, а одно, незаконченное, лежало на скамье.