Дожидаться ужина Лёнька не стал, сказал отцу, что он не голодный и хотел бы ночью, походить со спиннингом, попытаться поймать тайменя на "мышь". Мужики, те кто были в состоянии, сели ужинать, на свежем воздухе, на своей летней кухне.
- Петрович, завтра утром, после того как забросишь нас на работу, надо будет одну ногу завезти Опарышу, - распорядился бригадир. Двум другим мужикам он поручил перенести и посолить мясо, которое Лёнька с отцом оставили в бочках, в ручье.
Тем временем, Лёнька, настроил спиннинг, дождавшись, когда вышла луна, пошёл закидывать свою обманку в те места, что насоветовали ему сплавщики. Потратив около часа времени и не увидев ни одной поклёвки, он вернулся на катер, и лёг спать.
Ночью ему приснился сон, будто - маленький, маралухин телёнок - альбинос, похожий на белого медвежонка, бегал по берегу и плакал, и голосом Лёнькиного младшего брата, звал свою мамку. Проснувшись, Лёнька снова вспомнил, как из глаза, зарезанной ими маралухи, выкатилась слеза, обругал себя за то, что согласился пойти на этот солонец. С этого дня маралятину, он, никогда, ни в каком виде, не ел.
На следующий день, подходя на катере к кордону егеря, которого сплавщики называли - Опарыш, отец сказал Лёньке: - Вруби - ка сирену, на полную, а то они или спят с бодуна, или уже опохмеляются.- Егерский кордон находился на правом берегу реки, на территории государственного заповедника, как раз напротив дома сплавщиков. Жил там егерь со своей женой Розой, которая была моложе его на 15 лет. Сплавщики снабжали их мясом и рыбой, а егерь закрывал глаза на их браконьерские дела. Егерь, в свою очередь, рыбой и мясом снабжал своих начальников, аппетиты которых с каждым разом только росли.
- В этом году, весной, они втроём, 20 глухарей у меня на токах набили, - жаловался егерь сплавщикам, - я у них спрашиваю - "ну куда вам столько", а они мне, суки, сидят, пьют - жрут, в моём доме, при Розке, говорят: - Твоё дело, телячье,- обосрался и стой молча.
Два года назад, на этом кордоне, под названием "Кедровый", егерем служил Валдис. Сплавщики хоть и обижались на него за то, что он отвадил их от заповедника, куда они заглядывали, когда из-за пожаров маралы переплывали реку и оказывались на его территории, но уважали - за честность и порядочность. Всем браконьерам, в первую очередь, своим высокопоставленным начальникам, считавших заповедник своим уделом, он "перекрыл кислород". Он писал статьи в местные газеты, призывал запретить - "... варварскую технологию молевого сплава леса, при которой "топляками" покрывается дно реки. Волнами от катеров, икру и молодь рыбы выбрасывает на берег, где она массово погибает, бульдозерами перепахиваются зимовальные ямы рыб, и что при таком отношении, наша красавица река, в скором времени может стать безжизненным, гнилым болотом".
В итоге, оказалось, что все его старания, направленные на защиту окружающей среды и борьбу с браконьерами, ничего, кроме раздражения и не довольства его начальников, ему не принесли. Накануне Нового года, он по рации передал в своё управление, что на кордоне всё в порядке, работа ведётся в штатном режиме, и попросил радиста сообщить его семье, что на Новогодний праздник он приедет домой. Когда он, через 3 дня после праздника, не появился и не вышел на связь, семья подняла тревогу, но поскольку была не лётная погода для вертолёта, снег валил не переставая, поисковая группа прибыла на кордон лишь через несколько дней. Тело Валдиса обнаружили лежащим на полу, в комнате, с простреленной головой. Пуля прошла на вылет, выше переносицы и, разворотив затылок, вместе с мозгами застряла в стене, откуда её, судя по затёсам на брусе, убийца, которого так и не нашли, вырубил топором.
Молевой сплав леса по реке, продолжался ещё 15 лет и прекратился лишь тогда, когда река, на всём своём протяжении, обмелела, и обезрыбила.
На конец, через некоторое время, когда Петрович уже начал терять терпение, на крыльце дома появился с начала егерь, потом, следом за ним, вышла его жена. Как он и предполагал, они были уже в изрядном подпитии. Когда они подошли к катеру, Лёнька увидел, что у жены егеря был под глазом огромный, с фиолетовым отливом, синяк. Она, не смущаясь по этому поводу, широко улыбаясь, поздоровалась: - Здорово, Петрович! - а это кто, сын что ли? - протянув Лёньке руку, она представилась: - Роза Марковна, - и, не дожидаясь ответа, спросила: - Ну, чего вы тут, на всю тайгу, расшумелись?
- Да вот, небольшой презент вам привезли,- ответил Петрович и, обращаясь к сыну, сказал: - Леша, принеси, там, из рундука.
Роза, забросив мешок с маральей ногой себе на плечо, понесла его домой, а егерь, задержавшись, сказал: - Петрович, сам знаю, спасибо в стакан не нальёшь, здесь у Розки как раз брага поспела, так мы вечерком, когда мужиков привезёшь с работы, подскочим, посидим, бражки попьём, лады?
Настаивать брагу Роза умела, сказывался богатый опыт и мастерство. Весной, когда появлялся берёзовый сок, она наполняла им несколько деревянных бочек, которые хранились в большом леднике. Когда заканчивался сок, она заменяла его родниковой водой. В брагу она добавляла разные таёжные травы и обязательно букет медуницы, из-за этого вкус у браги был как у медовухи. Свою брагу Роза любила, она пила её всегда, как воду и вместо воды. Как только заканчивалась одна фляга, на подходе была следующая и этот процесс, почти никогда, не прерывался.
Пить Роза начала после того как, 3 года назад, погиб на ледовой переправе её, как она говорила, - родной муж,- ушёл под лёд вместе со своим лесовозом. После этого она, каким-то образом, по пьянке, прибилась на кордон, к егерю, которого она называла своим - "сродным мужём".
Ревновал он её по страшному, ко всем подряд, - к сплавщикам, к туристам, проплывающим мимо кордона, если видел, что она кому-то помашет рукой, к рыбакам, которые иногда появлялись поблизости. Тогда он хватался, то за ружьё, то за топор и гонялся за ней по всему берегу. Не смотря на то, что она была почти на голову выше его ростом и совершенно в другой весовой категории, она часто ходила с синяком под глазом. Как-то, за бражкой, один из сплавщиков у неё спросил: - Роза Марковна, ты конечно извини, но как это ему удаётся до тянутся до твоего глаза? - она рассмеялась и сказала: - А он караулит, когда я расслаблюсь, подкрадывается и бьёт, гад, исподтишка, - и тут же встала на его защиту: - Не, вы не думайте, так-то мужик он хороший, он сначала меня набьёт, потом, пожалеет.
Всем известный стереотип - "бьёт - значит любит", Роза не отвергала, она считала, что - это "народная мудрость". Живя безвыездно на кордоне, не видя людей по полгода, Роза давно перестала следить за собой, - она редко мыла и расчёсывала волосы, от этого они блестели у неё как набриолиненные, носила, похоже не снимая, казённую спецодежду.
Вечером, когда сплавщики вернулись с работы и собирались ужинать, к ним в гости приехали Роза с мужем, прихватив с собой флягу браги и гармошку. За ужином, за разговорами, да за песнями, они, не заметно для себя, "приговорили" флягу хмельной браги и попросили Розу спеть песню Людмилы Зыкиной, - "Из далека, долго, течёт река Волга".