Выбрать главу

– Вот она, твоя водочка. Хорошая. Ой, хорошая…

Тимонин облизнул губы и поднялся на ноги. Лежавший на полу Валиев зашевелился. Он медленно приходил в себя и, вслушиваясь в разговор, старался понять, кто с кем разговаривает, о чем речь.

– Но я ведь тебя не знаю, – сказал Тимонин.

– А мы познакомимся. Выпьем и познакомимся.

Тимонин поднялся по ступенькам, вылез из люка, кося глазом на бутылку. Девяткин подтолкнул его выходу, захлопнул крышку погреба и, чтобы Валиев не открыл крышку изнутри, навалил на нее два мешка селитры. В комнате он усадил Тимонина на кровать, скрутил пробку и сунул бутылку в руку своего друга. Тимонин сделал глоток из горлышка и блаженно закатил глаза.

Девяткин отошел к столу, бегло просмотрел фотографии, отпечатанные ночью покойным Лопатиным. Карточки – одна страшнее другой. Изрезанная женщина лежит на кровати, рядом сидит Тимонин с ножом в руке. Некогда любоваться. Он взял со стула спортивную матерчатую сумку, сгреб в нее фотографии, затем отсоединил от телевизора видеокамеру и тоже положил в сумку. Присев на корточки, надел на Тимонина ботинки… Теперь, кажется, все. Пора делать ноги.

Поддерживая Леонида за плечи, Юрий вывел его из дома, довел до ворот и свернул в камыши, где под «Жигулями» в ожидании новых взрывов и стрельбы прятался Боков.

– Саша! – заорал майор. – Помогай!

Боков выполз из-под машины, распахнул заднюю дверцу, помог усадить Тимонина на сиденье. Девяткин раскрыл пластиковый пакет, снял обертку с разового шприца, отломил головки у двух ампул реланиума. Втянув лекарство в шприц, он сел рядом с Тимониным, потрепал его по голове и сказал:

– Я сделаю тебе укол. Так доктор прописал. А потом мы поедем на этой вот машине в Москву. И ты проспишь всю дорогу. Хорошо?

– Я не хочу спать. Я уже спал.

– Придется еще поспать. Я даже не буду спускать с тебя штанов. А ты пока водочки выпей. В последний раз.

Не дожидаясь новых возражений, Девяткин воткнул иглу через брючину в бедро Тимонина, ввел лекарство. Затем выбросил шприц, вылез из машины и спросил Бокова:

– Как здесь оказались эти кавказцы? Твоя работа?

Боков погладил пальцами сломанный кровоточащий нос.

– В туалете аэропорта мне приставили нож к горлу. Они бы мне… Я думал, мы как-нибудь выкрутимся. В нашем самолете их не было. Я полагал…

– Ладно, может быть, так оно и лучше, – махнул рукой Девяткин. – Теперь садись за руль и заводи, – приказал он. – Через десять минут Тимонин вырубится и проспит, как минимум, четырнадцать часов. Я сейчас вернусь.

– Вы куда?

– Ботинки там оставил.

Девяткин побежал к дому. На веранде сунул ноги в ботинки, но, вместо того, чтобы вернуться к машине, прошел в кухню. В это время Валиев уже дважды попробовал поднять крышку, но ничего из этой затеи не получилось. Тогда он спустился вниз и стал ползать по бетонному полу погреба, пытаясь в темноте нашарить руками пистолет, но тот как сквозь землю провалился. Тут наверху загрохотали чьи-то шаги, и он замер, вслушиваясь в эти новые враждебные звуки.

Девяткин остановился перед люком, сдвинул в сторону мешки с селитрой, взял закатившуюся под стол гранату, выдернул чеку. Ухватился рукой за металлическую скобу люка, приподнял крышку. Бросив гранату в темную глубину погреба, отпустил скобу, в три прыжка выскочил из кухни и рухнул на пол комнаты.

Дом до основания содрогнулся от мощного взрыва, но устоял. С потолка полетели оторванные доски, куски фанеры, цементная крошка. Рухнула печка, завалив кухню кирпичами. В воздухе поплыл удушливый дым разгорающегося пожара и тошнотворный запах горелого мяса.

Девяткин выскочил на веранду, вытащил из ящика последнюю гранату. Отбежав к воротам, оглянулся и запустил гранату точно в окно большой комнаты. Рвануло так, будто в чистом утреннем небе прокатился громовой раскат. Передняя стена дома повалилась в сторону двора. Над развалинами поднялся столб густой серой пыли. Из-под раскатившихся бревен вылезли огненные языки.

Когда «Жигули» домчались до поворота степной дороги, Тимонин спал, повалившись на сиденье и прижимая к груди недопитую бутылку. Сидевший сзади Девяткин оглянулся. Бывшая база мелиораторов полыхала, как масляный факел; высоко к небу поднимался столб темного дыма.

Глава 25

Тимонин, одетый в трусы и майку, сел на кровати и осмотрел незнакомую комнату. Полумрак. То ли ранний вечер, то ли утро. Дом не городской, стены из тесаного леса, потолок из некрашеных, потемневших от времени досок. Выцветшие фотографии незнакомых людей в самодельных рамках. Пахнет, как в погребе, сыростью и гнилью. В оконное стекло бьются крупные дождевые капли.