Позволю себе одно воспоминание. Может быть, самое сильное впечатление из истории наших с тобой отношений - то есть из истории отношений наших культур. В 1997 году в Римини проходила очередная международная встреча, организованная Итальянским христианским обществом. На сей раз она была посвящена Ф.М. Достоевскому, и ты пригласил меня в качестве докладчика.
Приехать из Москвы в небольшой курортный городок Римини и увидеть, что весь он облеплен метровыми портретами Достоевского, и узнать, что там происходит конгресс в его честь, - это в католической-то стране… Конгресс, организованный православными общинами Италии… Конгресс, на котором присутствуют тысячи человек, где добровольно работают православные итальянцы - от студентов до профессоров. Это было для меня, может быть, главное чудо. Это надо было не просто видеть. Это надо было внутри побывать, не веря в такую возможность, потрястись ее реализацией. Право, ничего подобного в моей жизни я не видел (к сожалению, такого пока нет в России ни в отношении Достоевского, ни в отношении Данте). Представляешь: в какой-нибудь Рязани - конгресс о Данте, и вся Рязань - в портретах Данте.
Может быть, самое странное, что сближает нас (и отличает от многих других), - это наш с тобой во многом общий путь познания. Говоря словами Николая Кузанского, «путь от ложной истины к истинному незнанию». Мы с тобой на своей шкуре, «мозговой», прочувствовали, перестрадали истину (открытую нам Ф.М. Достоевским): «Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно возбуждать в себе вопрос: верны ли мои убеждения?»
Когда я наткнулся на эту очень глубокую мысль Достоевского (в его «Записных книжках»), в моей голове «сталинская заслонка» была уже ликвидирована, но заслонка ленинско-марксистская - еще больше укрепилась, стала еще толще. Точнее - не заслонка даже, а нечто инородное, вросшее в мозги и душу, отторгавшее все живое. Все еще думалось: марксизм (особенно ранний Маркс) - вот спасательный круг. Оказалось: соломинка. А ведь из нас (думаю, и из тебя тоже, по крайней мере тогда, когда ты учился в аспирантуре филологического факультета МГУ) выдавливали, да мы и сами из себя выдавливали, - не раба, а человека… Помнишь, как точно сказал об этом А.И. Солженицын: «Оглядясь, я увидел, как всю сознательную жизнь не понимал ни себя самого, ни своих стремлений. Мне долго мнилось благом то, что было для меня губительным, и я все порывался в сторону, противоположную той, которая была мне истинно нужна… Постепенно открылось мне, что линия, разделяющая добро и зло, проходит не между государствами, не между классами, не между партиями - она проходит через каждое человеческое сердце и через все человеческие сердца. Линия эта подвижна, она колеблется в нас с годами… С тех пор я понял правду всех религий мира: они борются со злом в человеке (в каждом человеке). Нельзя изгнать вовсе зло из мира. Но можно в каждом человеке его потеснить. С тех пор я понял ложь всех революций истории: они уничтожают только современных им носителей зла, а не разбирая, впопыхах, и носителей добра - само же зло, еще увеличенным, берут себе в наследство».
Полагаю, что и тебе родна эта мысль. Знаю, что ты написал собственную исповедь - признание старого «ревизиониста». И здесь мы оказались с тобой братьями.
У Достоевского есть понятие - «перерождение убеждений». У каждого сколько-нибудь мыслящего человека не может не быть «перерождения убеждений». Только у дураков нет «перерождения убеждений», именно этим они и гордятся.
Но само это «перерождение убеждений» или, что мне привычней, - перемена убеждений - для нашего поколения - относилась не только к убеждениям политическим, тактическим, даже стратегическим. Нет, речь шла о самых из самых коренных, мировоззренческих переменах убеждений. Для нас это был разрыв с коммунизмом (1) и встреча рода человеческого со своей смертью, вернее, со все нарастающей угрозой самоубийства (2). Обе перемены связаны друг с другом. Обе абсолютно беспримерны по своим масштабам, сложности, трудности и даже скорости.
Массовый разрыв с коммунизмом начался с февраля 56-го (XX съезд КПСС), причем начался вовсе не у нас, а на Западе и достиг своей кульминации (уже у нас) в конце 80 - начале 90-х.
Конечно, уж тебе, превосходному знатоку марксизма и западной философии, как никому, хорошо знакомы предсмертные поправки Ф. Энгельса к классическому марксизму, из которых и возрос так называемый «ревизионизм». Но согласись, что все-таки все эти разногласия были внутри одного и того же мировоззрения.