Здесь, как всегда, царил полумрак и горел камин — калека в последнее время все чаще жаловался, что страдает от резкого солнечного света и зябнет даже в самую сильную жару.
Выглядит он, и впрямь, не лучшим образом, отметил про себя Конан, вглядываясь, словно впервые, в лицо своего давнего приятеля. Лицо бледное, аж серое, одутловатое, глаза утомленные, покрасневшие, словно от бессонницы. Вокруг губ залегла глубокая складка… Сейчас Месьору никто не дал бы его возраста — а ведь он был всего лет на шесть или семь старше киммерийца; скорее, он походил на человека, чья жизнь безвозвратно миновала свой зенит и клонится к закату.
— Я нащупал кое-какие подходы к Тусцелле,— без предисловий начал Конан, усаживаясь напротив Грациана.— Сегодня хотел бы попробовать к нему подобраться.
Он ожидал Вопросов, готовился ответить так, чтобы не раскрыть участие в деле Паломы — но это не понадобилось. Месьор смотрел сквозь киммерийца, без всякого интереса выслушав его слова. Помолчал. Затем небрежно махнул рукой, мол, ну и ладно, пустое… Конан даже разозлился — с какой стати, собственно?! Он тут себе кишки рвет, каштаны из огня таскает, причем не для себя, а по просьбе самого же Грациана… а тот глядит с такой скукой, что и не передать… Однако сдержался. Все же привык щадить увечного друга.
Месьор все же соизволил подать голос. Глухо, точно через силу, заговорил:
— У нас тоже все готово. Она… приманка… сегодня будет на месте. Если все пойдет по плану, Тусцелла будет у нее уже завтра. Самое позднее — послезавтра. Я скажу тебе точно, когда надо будет выкрасть статуэтку. Без команды не начинай. Лучше вообще ничего не сделать, чем спугнуть Стервятника до времени. Приманку нельзя ставить под угрозу!
— Ясно.— Конан кивнул. Хотя, по правде, ничего ему ясно не было. И вообще, в более беспорядочном, скверно организованном деле ему еще не доводилось участвовать. Подумав, он так напрямую и заявил Грациану.
— Можешь отказаться,— только и ответил тот, чем вызвал яростный гнев киммерийца.
Кром! Что за ерунда творится?! Что такое с Грацианом, в конце концов? Никогда он еще его таким не видел! Если бы не Палома, которая все равно полезет на рожон, он точно отказался бы, плюнул на все — и расхлебывайте вашу затею, как хотите! Но белобрысая наемница без него точно пропадет, а отговорить ее идти к Тусцелле он не сможет. Так что, демон с ними, придется продолжать!
И вдруг, словно прочитав мысли киммерийца, Грациан спросил:
— Кстати, Палому ты давно не видел? Она, как вы вернулись из Бельверуса, здесь так и не появлялась…
Было видно, что вопрос этот стоил калеке определенных усилий. Впрочем, Конан уже давно отчаялся понять, что за отношения связывали этих двоих. Месьор при упоминании имени наемницы каменел лицом, или как-то не по-доброму кривился; Палома, вообще, объявила Грациана запретной темой для разговоров… Про себя северянин решил, что если бы хоть одна женщина осмелилась так трепать ему нервы, он бы — Кром свидетель! — придушил ее собственными руками.
Но пока следовало ответить на вопрос так, чтобы Месьор не заподозрил неладного. С деланным безразличием киммериец отозвался:
— Вчера столкнулись случайно в одном кабаке. Вина выпили. Что-нибудь передать ей, если увижу?
Грациан пожал плечами.
— Да нет, к чему? Сама найдется. Тогда зачем спрашивал?
Неожиданно для себя, Конан решил, что уже порядком подзадержался в Коршене. Как-то скучновато здесь стало. И душно… Пожалуй, закончит эту историю с Тусцеллой, да и отправится дальше бродяжить. Может, стоит на юг податься — давно он уже туда собирался!..
Они еще немного поболтали с Грацианом… так, ни о чем. О Немедии, о настроениях в Коршене, о тренировках для кровников, которые проводил киммериец. И все это время северянина не оставляло чувство, будто приятеля что-то гнетет, какая-то мысль или тревога, которой он никак не решается поделиться… Будучи человеком прямым, превыше всего не терпящим недомолвок и всяческих уверток, Конан наконец не выдержал:
— Слушай, парень, ты либо выложишь начистоту, в чем дело, либо давай мы попрощаемся! Когда я только приехал в Коршен — я помню, все по-другому было! Мне тогда, правда, казалось, что я тебе могу помочь… Что я здесь нужен. Но ты темнишь, скрываешь что-то… Мне это без надобности. Видит Кром! Если тебе наша дружба в тягость — я никому не навязывался, и впредь не собираюсь! По мне, так между друзьями может быть или полная честность и доверие — или пусть каждый идет своей дорогой! Вот так-то. А вытягивать из тебя клещами — ну уж, уволь!