Заключение
Наши рассуждения близятся к концу. О развитии творчества Аркадия и Бориса Стругацких сегодня ничего более сказать нельзя. Конечно, в любую минуту может быть напечатана какая-то неопубликованная доселе рукопись, а также существует возможность, что не все публикации и малые произведения последних лет добрались до меня, наконец, Борис может дальше писать книги один. То есть мои выводы могут потерять актуальность. Однако избежать такого риска невозможно, когда пытаешься рассмотреть творчество современных авторов. Все-таки в конце нужно поставить точку.
Я хотел бы еще, заканчивая наше рассмотрение, кратко проинформировать о ситуации в советской НФ восьмидесятых годов, а также рассказать о последних произведениях наших героев — спорных попытках угнаться за недавними переменами.
Итак, Стругацкие по-прежнему не стремились понравиться… Они активно участвовали в противостоянии начинающих адептов НФ с официальными органами и старшими фантастами, поддерживаемыми этими органами. Спор был связан как с общей политической ситуацией, так и с отдельными отношениями в сфере издания science fiction, которые являлись отголосками событий семидесятых годов.
Как я уже упоминал, возможности публикации фантастики в то время были существенно ограничены, поскольку оставались в восьмидесятые годы на уровне периода 1960–1968 гг., хотя количество пишущих НФ значительно выросло. Вдобавок к этому, в единственном последовательно сохраняющем верность этому жанру издательстве — в «Молодой гвардии», а именно в его «фантастической» редакции, в 1970–1980 гг. и последующих годах практическое руководство захватили две неофициальные писательские «группы», так называемые «московская школа» и «сибирская школа». Первая — непосредственно управляющая — специализировалась в НФ на «исторической» тематике, а ее спекуляции на тему «что было бы, если…» имели однозначный идеологический оттенок, как, например, приобретшая дурную славу книжечка Юрия Никитина «Далекий светлый терем» (Москва, 1985), «где мы видим» — я цитирую одного из ядовитых рецензентов — «под стенами Трои Ахиллеса, названного „старославянским героем, который позже оказался в древнегреческом пантеоне“, который размышляет о проблемах этногенеза арийских племен и превосходстве монотеистической религии»{{146}}. А имеющие поддержку в своих провинциальных издательствах, но охотно публикуемые в «Молодой гвардии» и принимаемые там с распростертыми объятиями «сибиряки», пером главного критика группы Александра Осипова привыкли искать корни своего творчества в особенном «духе» сибирской земли — одновременно исконно русской и преуспевающей в «претворении в жизнь коммунизма»{{140}}.
В семидесятых годах можно обнаружить также и зачатки позитивных явлений. Прежде всего, свердловский журнал «Уральский следопыт» вырос тогда до ранга серьезного популяризатора и мецената НФ, которым оставался и далее, впрочем, и форма публикуемой в восьмидесятых годах фантастики уже не была столь фатальной. Кроме Стругацких, публиковали других неплохих писателей среднего поколения, вышла «Лунная Радуга» Сергея Павлова, книги Владислава Крапивина и молодого Олега Корабельникова — называю лишь авторов, не упоминавшихся ранее. Однако summa summarum дошло до того, что в восьмидесятых годах десятки уже постаревших «молодых», целое новое поколение[103] фантастов СССР безуспешно добивалось возможности опубликоваться. «Молодая гвардия» популяризировать их не хотела, да и не могла, потому что ее возможностей хватало на десяток книг отечественной фантастики в год (что, впрочем, составляло аж 2/3 «ежегодной продукции» НФ на русском языке в СССР — не считая переводов и переизданий). Большинство остальных издательств или традиционно избегало фантастики (по крайней мере, той, которая «для взрослых»), или была ограничена в своих желаниях Госкомитетом по делам издательств, полиграфии и книжной торговли РСФСР. Этот орган, консервативный и программно неприязненный к фантастике как таковой, во-первых, не допускал увеличения количества издаваемых книг научной фантастики, а во-вторых, если уж давал разрешение, то поддерживая вышеупомянутые «школы». Так складывалось потому, что он пользовался услугами узкого, монополизировавшего в масштабах республики оценку присылаемых для публикации рукописей, коллектива внутренних рецензентов — а они были связаны именно с этими группами.