По крайней мере, такой образ окостенения, застоя и «руководства» одной группировки нарисовали братья сначала в распространенном среди московских любителей НФ «открытом письме», а затем в опубликованной на страницах журнала «Уральский следопыт» необычайно острой, прямо называющей фамилии виновных, статье{{48}}. Добавим, что ответ «Молодой гвардии» был столь же бесцеремонным…
Стругацкие, а также иные авторитеты: Кир Булычев, недавно умерший Дмитрий Биленкин, Еремей Парнов, вместе с «молодыми», сгруппированными вокруг ежегодного семинара фантастики (названного «малеевским» по месту, в котором он впервые собрался в 1982 г.), которых возглавлял автор повести «Игоряша Золотая Рыбка» (1985) Виталий Бабенко, — составляли одну из воюющих сторон. «Фантастическая» редакция «Молодой гвардии» вместе со своим Советом фантастов, Комитет, «московская» и «сибирская» школы, несколько ветеранов пятидесятых годов, таких, как Александр Казанцев, — другую. «Молодых» поддерживало также большинство клубов любителей фантастики, которые начиная с 1981 г. массово возникали при домах культуры, комитетах комсомола, заводских многотиражках — кому где удастся. В 1982 году их было около 40, а шестью годами позднее — уже 180[104]. О температуре кипения спора можно лишь догадываться, ибо велся он больше в учреждениях и на совещаниях, лишь в исключительных случаях — как в статье Стругацких — проникая в прессу (см., напр.{{138, 139, 141, 144, 150, 151}}). Но наверняка температура была высокой — косвенным доказательством этого является исчезновение дискуссии на тему сущности НФ и другой литературной фантастики. «Молодые», как правило, отстаивали ничем не стесненное право писателей science fiction касаться любой проблематики, а «старые» в сущности были соцреалистическими консерваторами. Но уже никто не пытался переубедить своих противников — когда в 1986 году «Литературная газета» организовала новую критическую дискуссию о фантастике, большинство текстов являло собой не теоретические рефлексии, как бывало когда-то, а один громкий вопль о невозможности публиковаться, о позиции издателей, о престиже жанра, который сопровождался солидной порцией сетований. (Nota bene: принявший в этом участие Борис не позволил себе поддаться общему настроению и свое выступление посвятил вопросам писательского ремесла.)
Возможно, вышеописанные притязания писательской «молодежи» будут успокоены в результате политических и экономических перемен; окрепнут новые кооперативные издательства, государственные — под бременем финансовой необходимости — уже отбросили (или отбросят раньше или позже) доктринальные возражения против популярной литературы… В самом деле, то, что споры «старшего» и «младшего» поколений могут в перспективе оказаться предзнаменованием перемен, формирующих завтрашний облик российской НФ, не отменит того факта, что — если посмотреть с другой стороны — этот спор был самой что ни на есть обычной «борьбой за стулья». Вся перебранка — это, возможно, лишь отдельный эпизод более серьезных политических разногласий, в которых Аркадий и Борис Стругацкие, «писатели-граждане», не могли не принять непосредственного участия.
Доказательством этого является их повесть «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя», которую можно рассматривать как реакцию на изменяющуюся общественно-политическую ситуацию или как свидетельство творческих поисков.
Во время ее написания произошла неслыханная вещь: о постыдных делах советского настоящего и прошлого начинали говорить открыто! Польза, возникающая для литературы от расширения сферы ее свободы, — очевидна, но упразднение некоторых цензурных запретов вызывало и некоторые трудности: особенно для писателей, которые научились писать «не впрямую». Не могли не оказаться в затруднительном положении и Стругацкие, для которых умение обходить ограничения стало de facto одним из фундаментов их стиля.
Чем заменить столь милые читателю «эзоповские» аллюзии? Как не «захлебнуться» свободой, не начать торопливо, беспорядочно заполнять страницы наблюдениями обо всем том, о чем писать доселе было нельзя? Кроме того, из возможности открыто давать общественные советы вытекает тот фатальный факт, что их ценность становится легко проверяемой. Проверки «говорить напрямую» можно попросту не выдержать — может оказаться, что, по сути, говорящему и нечего сказать. А даже если и есть — велик риск натолкнуться на протест. Скрытые указания читатель воспринимал на основе авторского внушения, имея значительную свободу при анализе и интерпретации текста, в силу обстоятельств он начинал видеть в нем то, что хотел видеть. Теперь же он видит однозначные истины, конкретные рецепты, и ему легче их отбросить.
104
Материалы, связанные с деятельностью клубов, публиковались чаще всего в труднодоступных провинциальных газетах и заводских многотиражках (именно в таких публикациях я нашел первую цифру). См. также «Примерное положение о клубах любителей фантастики» (Книжное обозрение. — 1988. — 12 февр. — С. 14), а также другие материалы из этого номера. —