Новое поколение, будучи под впечатлением фактов, революционизирующих науку и технику, оставалось под обаянием проблем космонавтики, физики, электроники и кибернетики, генетики и биологии. Оно проявляло реформаторские стремления в литературе — его интересовала не только технологическая фантастика, но и социальный памфлет, юмореска, попытки использовать опыт великой русской классики в анализе психологии персонажей. Некоторые из этих писателей даже начали разрабатывать конкурентный по отношению к ортодоксальным подходам специалистов взгляд на суть литературной фантастики, — но лозунг «фантастика — это литературный прием» не сразу обрел звучание. Поначалу была охотно принята «рука помощи» старших братьев — старые литературные образцы и предложения государственных покровителей. Для тех же, кто не хотел больше оставаться в кругу популяризации политехнических знаний и поэтики «малой мечты», примером и образцом была «Туманность Андромеды».
Ефремов, ученый-палеонтолог, автор фантастических рассказов и исторических повестей, написал роман с серьезными философскими претензиями, новаторской по тем временам формы и чрезвычайно «современной» тематики: о жизни коммунистической Земли, объединенной и являющейся членом галактического союза цивилизаций — «Великого Кольца». Во время работы писатель сначала разместил действие в районе 5000 года, затем приблизил время коммунизма на тысячелетие, а после запуска первого искусственного спутника Земли вообще заменил точные определения дат «на такие, в которые сам читатель вложит свое понимание и предчувствие времени»{{125, 7}}. К этой книге я еще вернусь, но уже теперь замечу, что она была написана буквально «с учебником марксизма» в руках — в ней представлены не только будущая техника и будущие «социальные конфликты», что уже входило в традиции НФ, но и быт, и психология людей такие, какие, по мнению создателя романа, могли бы возникнуть в условиях, более способствующих развитию человеческой личности, существенно отличающихся от сегодняшних. Пример.
Один из героев, Мвен Мас, самовольно проведший эксперимент, закончившийся смертью товарищей, решает удалиться на Остров Забвения, где живут люди, которые психологически не способны выдержать высокие требования, предъявляемые в те времена. Уже на острове он встречает девушку, которую преследует агрессивный мужчина, «пережиток прошлого». Мвен Мас защищает девушку. Начинается стычка: «Мвен Мас пошатнулся. Ни разу в жизни он не встречался с рассчитанно безжалостными ударами, наносимыми с целью причинить жестокую боль, оглушить, оскорбить человека. <…> Но Мвен Мас уже овладел собой. <…> Он припомнил все, чему его учили для битвы врукопашную с опасными животными», — и через минуту: «— Прочь с дороги! — Мвен Мас не шелохнулся. Наклонив голову, он уверенно и грозно стоял перед Бетом Лоном, чувствуя прикосновение вздрагивающего плеча девушки. И эта дрожь наполняла его ожесточением гораздо сильнее, чем полученные удары»[20] (курсив мой — В. К.){{125, 233–235}}.
Эпизод иллюстрирует тезис о возможных последствиях коллективного воспитания, дает меру эмпатии и общественного инстинкта коммунистического гражданина.
Чтобы выполнить свою задачу, Ефремов должен был или хотя бы частично отказаться от авторских разъяснений, или постоянными комментариями превратить роман в эрудированный трактат. Он выбрал первое решение, доверился аналитическим способностям читателей: большинство узловых проблем писатель старался или (как выше) показать «на примере», или объяснить устами людей будущего, не имеющих потребности (кроме конкретных случаев) давать самим себе исчерпывающие разъяснения. Таким образом, он создал подробный и пластичный образ фантастического мира, говорящий «сам за себя», лишь на фоне которого может протекать действие, решающее глубокие проблемы или служащее развлечением. Этот образ является признаком современной НФ, отличающим ее от уэллсовско-верновской утопии, где фантастический элемент является не второстепенным фоном, а первостепенным объектом повествовательного описания, недвусмысленно исполненного в познавательно-педагогических целях. Образ фантастического мира до сих пор не мог сформироваться в советской НФ. Подобная революция в истории вида, как «переход количества в качество», может произойти лишь при массовом распространении книг НФ — иначе писатели, заимствующие друг у друга идеи, не отважатся на столь серьезный труд, и не возникнет соответственно широкая литературная публика, которой «можно доверять», которая поймет без комментариев суть фантастических образов.
20
Советский историк философии так комментирует этот эпизод:
Значит, изменились законы его [Мвена Маса] психики, сместились пружины чувств, двигатели эмоций, фундаменты морали. Нравственное оскорбление, нанесенное другому, возмущает его больше, чем физическое оскорбление, нанесенное ему самому. И это не потому, что он привык к ударам. Нет, он еще ни разу не встречался с такой рассчитанной безжалостностью, ни разу не терпел побоев, наносимых, чтобы причинить боль, унизить человека.
Казалось бы, что такое неслыханное оскорбление и должно было прежде всего возмутить его. Но — «чувства общественного человека суть иные чувства, чем чувства необщественного человека». Из них исчезла эгоистичность, исчез эгоцентризм, зато «чувства других людей» стали «его собственным достоянием».
Поэтому куда больше возмущает Мвена Маса насилие над другим человеком, попытка навязать ему свою волю, подвергнуть моральному угнетению.
Эта сценка дает еще один ключ к ефремовской концепции нового человека. Мы видим, как коммунистический гуманизм врос в его душу, стал его внутренним свойством, насквозь просвечивает его чувства. Мы видим, что он определяет все его действия, все мысли, все эмоции{{71, 78}}.
Рюриков цитирует «Экономическо-философские рукописи» Карла Маркса{{57, 42, 122}}. —