Содержимое «Шести спичек» имеет типичные для технологической фантастики недостатки, связанные с трудностями ввода популяризируемого материала, хотя следует признать, что Стругацкие старались вносить разнообразие языковыми средствами и обосновывать ходом действия каждый случай использования объяснений, как можно реже пользуясь услугами рассказчика, но несмотря на все уловки, моменты разъяснения встречающихся участникам событий загадок так или иначе представляют собой разнообразные реализации одной схемы: разбирающийся в научной или инженерной проблематике специалист доступно растолковывает проблему заинтересованному профану, так как эта схема отражает единственно возможное в научно-популярной беллетристике отношение между читателем и автором.
Сюжеты чаще всего использовали обычно употребляемые образцы популярной литературы: ученые пробираются к двигателю времени в эпицентр зоны давнего ядерного взрыва, в которой встречают мутантов и необычные физические явления; инспектор (но не полиции, а Управления охраны труда) проводит следствие по делу таинственного случая в Центральном институте мозга; космический корабль становится объектом «вторжения» небелковых существ, питающихся воздухом «мух», и космонавты уничтожают их… Но одновременно за рассказами тянулся шлейф структур производственной литературы; проводимый эксперимент или сделанное открытие таит в себе необычайные возможности, является переломом в истории науки или промышленной отрасли, что обозначалось картинами, подобными этой:
Представьте себе завод без машин и котлов. Гигантские инсектарии, в которых с неимоверной быстротой плодятся и развиваются миллиарды наших мух. Сырье — воздух. Сотни тонн первоклассной неорганической клетчатки в день. Бумага, ткани, покрытия…{{1, 545–546}}
В этих рассказах еще можно найти остатки милитаристской атмосферы «Страны…», но лишь изредка они играют в них важную роль. Чаще муштра, воинственное настроение проявлялись в мелких подробностях: командах, ответах «Так точно!» и т. п.
Популяризация или показ спекулятивного мышления не исчерпывали, однако, притязаний авторов. Каждое из произведений сборника «Шесть спичек» кроме технологической представляло проблему психологического или морального свойства, причем теперь трудно сказать, на какую из них читатель должен был обратить более пристальное внимание. Характерно, что при переиздании в 1986 г. некоторых из этих рассказов{{41}} писатели удалили большинство описаний техники, оставляя без изменений или расширяя фрагменты, касающиеся другой сферы интересов. Так как трудно подозревать имеющих мировую славу и дефицит времени творцов в переработке ранних текстов, появляется предположение: не отдали ли они в печать первоначальные версии, «исправленные» некогда редакторами.
Рассказы «Шесть спичек» и «Забытый эксперимент» продолжают представлять «конфликты при Коммунизме», обращаясь к «Стране багровых туч» и — более отчетливо — к «Туманности Андромеды». Мвен Мас, как я уже упоминал, проводил трагически закончившийся эксперимент без разрешения. Без дурных намерений… он не уведомил Совет, так как знал, что ему предложат, чтобы избежать риска, отложить опыт до тех пор, когда построят более мощную установку, а он не хотел ждать. Его поведение не объяснялось личными амбициями или попыткой кого-то опередить, он действовал для общего блага, и никто не стоял за Мвеном Масом. Подобный «конфликт хорошего с лучшим»[23], то есть столкновение оправданного энтузиазма и столь же оправданной осторожности людей, стремящихся к одной и той же цели и не представляющих (как это было в «Стране…», а также во всем жанре производственного романа) противоположные общественные силы, иллюстрировало следствие по делу в Институте Мозга. Проводящий исследования ученый, обнаруживший, что облучение мозга новым видом излучения вызывает у подопытных животных удивительные способности, поскольку не мог узнать от них, что они чувствуют, — сам подвергся облучению и в конце, экспериментируя дальше, «надорвался», пытаясь усилием воли поднять шесть спичек. Директор и сотрудники института считают его героем, у инспектора — другое мнение:
23
Я не случайно использую термин, примыкающий к «теории бесконфликтности», то есть к весьма ортодоксальному соцреализму. О том, что такой способ мышления не был тогда братьям чужд, свидетельствует следующее выступление Аркадия:
В советской, да и в зарубежной фантастике о человеке будущего пишется еще очень мало. Каков будет он, этот человек? Очевидно, он будет лишен таких пережитков прошлого, как приобретательство, эгоизм, зависть. Зато в полной мере откроются его духовные возможности. И в этой связи задачи писателей-фантастов, как ни странно, усложняются. Как, например, показать конфликты между людьми будущего? В какой форме эти конфликты будут проявляться? Видимо, основой их будет та же борьба, но борьба не добра со злом, а… добра против добра. <…> На чьей же стороне будут в таком случае симпатии автора?{{11, 271}}. —