«Постойте, один вопрос! Значит, вы теперь уже все можете?» Он с этакой снисходительной ласкою поглядел на меня и говорит: «Что вы, говорит, Леонид Андреевич. Кое-что мы, конечно, можем, но вообще-то работы еще на миллионы веков хватит. Вот, говорит, давеча испортился у нас случайно один ребенок. Воспитывали мы его, воспитывали, да так и отступились. Развели руками и отправили его тушить галактики»{{2, 307}}.
Другая история — в рассказе «Поражение».
Речь в нем идет о том, как исследовательская группа на одном из Курильских островов испытывала «механозародыш», из которого должен был «развиться» жилой купол. Механизм действия был следующим: соответствующее устройство перерабатывало естественный материал, на котором располагался «механозародыш», в пластмассу, из которой строился купол. Ученые разместили «Яйцо» — как выяснилось позднее — над японским подземным складом времен II мировой войны. Машина, не зная, с чем имеет дело, стала заливать артиллерийские снаряды горячим пластиком, и произошел мощный взрыв. Значит, «мертвые тоже могут бороться и даже наносить поражение»?{{2, 288}} Так звучал вопрос, заданный главным героем «Поражения».
Если перевести эти притчи на неметафорический язык, можно сказать, что Стругацкие наметили для себя цель поразмышлять о существовании ограничений человеческой натуры и о силе современного общественного и политического зла.
Глава III. Перелом
В конце ноября 1964 года в газете «Известия» под рубрикой «О чем думаем, о чем спорим» была опубликована весьма некомпетентная статья{{80}}, подписанная «Л. Коган, доктор философских наук», в которой весьма типичным для перелома пятидесятых-шестидесятых годов способом критиковались последние достижения советской научной фантастики. Коган обвинял: техницизм, отсутствие убедительных людских характеров, вызванное тем, что нет широкой панорамы общества будущего (исключение: «Туманность Андромеды»), а следовательно: сходство с социологически консервативной западной НФ, а также недостаточное использование материалов XXII съезда КПСС и неисполнение своего основного задания — показа молодежи коммунистического будущего.
На страницах «Литературной газеты», в первую очередь защищая «Молодую гвардию» — издательство, с которым все теснее сотрудничали братья, — напечатали свою реплику Стругацкие: утверждая, что книги о коммунизме есть, высказывая претензии по поводу фальсификации цитаты из Горького и еще несколько мелочей, они выдвинули весьма любопытный упрек:
Как можно <…> пытаться затиснуть все тематическое многообразие фантастики в рамки однотемного определения, как бы пышно оно ни звучало. «Литература мечты», «литература о завтрашнем дне», «литература научного предвидения», — честное слово, нам казалось, что даже школьнику нашего времени должно быть ясно: подобные определения способны лишь ограничить и обеднить жанр{{15}}.
Внимание здесь привлекает, во-первых, существенная терминологическая непоследовательность. Ибо определение фантастики как жанра связано здесь с протестом против установления ее тематической сферы влияния. А ведь советское литературоведческое сознание тех лет при разделе видов литературы на жанры обычно использовало тематические ключи. Считалось, что социалистический реализм является художественным исследованием действительности и жанры занимаются анализом ее отдельных областей. Научная фантастика — как считалось до сих пор — сначала должна была заниматься областью, которая называлась «научно-технический прогресс», а потом «будущим коммунистическим обществом», и тем отличалась от производственной, колхозной, военной, антикапиталистической и т. п. прозы[31].
31
К чести фантастов, только в их среде нашлись люди, которые воспротивились бессмысленному употреблению понятия «жанр» по отношению к фантастике, справедливо указывая, что жанром можно считать «роман», «повесть», «поэму», «пьесу» и т. п., а фантастику скорее следует считать именно видом литературы, таким же, как реализм, романтизм и т. п. Но поскольку в СССР иные виды литературы, кроме «социалистического реализма», не имели права на существование, литературоведы старательно замазывали различие между всеми этими терминами, и до сих пор я не встречал ни в одном словаре четкого определения понятий «вид», «род», «жанр» по отношению к литературе вообще и к фантастике в частности… —