- Милорд, мне все равно, но то, что вы хотите сделать, повлечет за собой дурные последствия.
- Я так решил.
- Как вам угодно. Но тогда цена за помещение будет сто двадцать пять тысяч.
- Это почему?
- Во-первых, разъяренная толпа поломает мебель и попортит здание, во-вторых, необходимо принять специальные меры для ограждения вашей безопасности.
- Что же может мне угрожать?
- Озлобление массы!.. Вы поднимете страшную бурю вашими речами… Мы не можем допустить, чтобы вы пострадали: это компрометировало бы нашу фирму. Наконец, если вы действительно не ищете прибылей от митинга, то для вас не представляет особенного расчета заплатить лишних пятьдесят тысяч. Зато вы будете в полной безопасности. Согласны?
- Согласен на все.
- В таком случае не хотите ли вы осмотреть помещение?
Получив утвердительный ответ, управляющий провел сэра
Муррея и Эллиота во внутренность здания. Глазам вошедших представился громадный цирк-амфитеатр, верхние скамьи которого возвышались по крайней мере сажен на тридцать над кафедрой, находившейся внизу, в центре. Пятьсот скамеек концентрическими кругами, возвышаясь друг над другом, образовывали амфитеатр, в котором могло вместиться более трех миллионов народа. От каждого ряда их шло по нескольку выходных дверей, в которые вел особый подъезд. Громадные щиты прикрывали потолок, образуя плоскости отражения для звуков, одновременно передававшихся во все концы здания.
- Еще недавно, - пояснял управляющий, - всего три дня тому назад здесь происходило заседание думы!
- Почему же здесь? - удивился сэр Муррей. - Разве у городского управления нет собственного помещения?
- Есть, но оно сравнительно невелико. На этот же раз все хотели попасть на заседание.
- Разве предмет был так интересен?
- О да. Главный смотритель складов обвинялся в растрате пятидесяти метел.
- Да сколько же они стоят?
- По шиллингу штука.
- Да это пустяки!
- Дело в принципе, милорд, - боролись партии.
- Чем же кончилось дело?
- Простым переходом к очередным делам. Это было бурное прение! Сколько блестящих речей!
Сэр Муррей не знал, что и думать: бурное заседание по поводу пятидесяти метел, блестящие речи и - от вопроса о метлах простой переход к очередным делам. Точно дело шло об объявлении войны. И это народ с самым беззастенчивым грабежом! Как похоже это на то, что бывало в давно минувшее время!
После осмотра помещения, где сэру Муррею предстояло вступить в открытую борьбу со своими соотечественниками, он возвратился домой вместе с мистером Эллиотом.
В течение двух дней он занят был приготовлением речи, которая должна была доказать всю невозможность войны с Россией и Францией, доказать, что эти страны в своем развитии шли по тому единственному пути, который может привести человечество к идеалу счастья и побудить к тесному союзу с ними.
Сэр Муррей сильно волновался. Он понимал, что, идя вразрез с общественным мнением, он не может рассчитывать наличное доверие к себе, - его история была слишком необычайна, невероятна, а признать ее за подлинную было можно лишь с большим трудом.
«Общество устройства митингов и собраний» не теряло времени: в тот же день, как заключено было условие, всюду в Лондоне были расклеены громадные афиши, возвещавшие, что лорд Муррей, человек XIX века, приглашает граждан королевства на митинг, где он выступит с речью против войны.
Ежедневно все абоненты телефонной компании получали об этом анонсы. Все газеты говорили о предстоявшем событии. Имя лорда Муррея было на языке у всех жителей Лондона.
Наконец настало воскресенье. Сэр Муррей вместе с мистером Эллиотом в двенадцать часов находился уже в зале.
Митинг назначен был в три, но до двух ни один человек не подошел и не подъехал к зданию.
- Я боюсь, что соберется очень мало интересующихся, - заметил Муррей распорядителю.
- Не беспокойтесь, милорд, будет больше миллиона!
- Но когда же успеет разместиться такое громадное количество народу?
- Менее чем в час. У нас триста входов и подъездов. Сейчас начнут прибывать специальные поезда.
Действительно, вслед за этим один за другим электрические вагоны устремились ко всем подъездам. Скамьи быстро занимались. В громадном амфитеатре стоял гул голосов, шум миллионной толпы.
К трем часам распорядитель с сияющим лицом взошел в комнату, где дожидался Муррей, и воскликнул:
- Превосходно, милорд! Я даже не ожидал! Уже более двух миллионов! Пора начинать. Но предупреждаю вас, что настроение публики очень враждебно! Пожалуйте!
Сэр Муррей по внутренней лестнице вошел на кафедру. Раздался звук колокола, и все смолкло.