— Признаков этого я пока не замечаю. Но и я немного думаю в перерывах между любовными утехами. Не полная же я дура, как ты считаешь!
Эти слова ещё больше удивили Ника. В них была злость, отчаяние, решимость бросившего вызов в проигрышной битве. Ник вдруг ощутил нежность и сострадание к сестре, обнял её и прижал. А она резко отстранилась, взглянула на него строго, проговорила испуганно:
— Отстань, Ник! Нас могут увидеть! — и она демонстративно ударила его по лицу, стараясь сделать это несильно. — Уходи! И сегодня же уезжай!
Ник не сразу понял её манёвр, но, осознав опасность, поспешил удалиться. После завтрака хозяин Медхао попросил Ника в кабинет и, затянувшись дымом кальяна, сказал спокойным, но решительным тоном:
— Ваше присутствие здесь, сахиб Кхарак, стало излишним. Поэтому прошу у вас прощения, но ваша коляска ждёт вас во дворе. Вы уезжаете немедленно.
Ник удивился, но подумал и понял, что хозяину всё известно о происшествии в саду и он встал, поклонился и учтиво ответил:
— Благодарю за гостеприимство, сахиб Медхао. Я понимаю вас и подчиняюсь. И прошу принять мои искренние извинения.
Ник вышел во двор, ища глазами сестру, но не нашёл. Понял, что ей было опасно проявлять своё внимание к брату.
Пешва уже сидел в коляске, дожидаясь хозяина. Его вопросительный взгляд Ник оставил без внимания.
Он молча ехал по узкой дороге и не мог отделаться от мысли, что сестра не питает иллюзий относительно их отношений с хозяином. И это показалось ему странным и непонятным. И при всем этом она находит время и возможность устраивать и его судьбу в какой-то мере. Это последнее так растрогало его, что глаза наполнились слезами, и он украдкой смахнул их.
В Дамане его ждал уже груз перца и корицы, большая партия отличного муслина из Дакки и шелка из далёкого Китая. И всё за полцены, как и уверяла сестра. Управляющий уже распоряжался отгружать всё это на небольшое судно до Сурата.
— Смотри, чтобы тебя не надули, — предупреждал Ник. Знал, что тот подворовывает, но не наглеет, и закрывал на это глаза.
— Сеньор, надеюсь, вы получите большую прибыль с этой партии груза, — ответил управляющий, поблёскивая глазами в предвкушении и своего приработка.
— Скоро должна прибыть вторая партия товаров. Так что с судном не задерживайся, — строго предупредил Ник.
Управляющий понимающе кивнул и поспешил к грузчикам.
Дома Ник сидел в темноте, не зажигая света. В голове бродили разные мысли, но одна засела очень прочно — пора возвращаться в Испанию. В Севилье его ждёт любовь и сын, а он и так сильно просрочил срок возвращения.
Даже появилась противная мыслишка об Алме, которая вполне могла не дождаться его и поспешить к другому мужчине. Эта мысль обожгла его, и угли ревности внутри груди толкали побыстрее закончить здешние дела и устроиться на судно до Португалии или Испании. Последнее было маловероятно.
Судно вышло в море вместе ещё с двумя кораблями, вооружёнными и готовыми к отпору различным пиратам.
Ник смотрел на удаляющийся город, вспоминал прощание с сестрой. Та ещё наслаждалась блаженным счастьем и отказалась от половины средств, которые Ник разделил между ними.
— У меня большие накопления уже имеются. Мне многое надарил мой возлюбленный, а тебе нужно семью содержать в далёкой Испании. А я устроюсь, — слова Елены часто вспоминал Ник и с благодарностью мечтал снова побывать в Дамане и встретиться с сестрой.
После его попытки освободить её прошло больше трёх месяцев, и за это небольшое время она сумела поставить большое количество товара. У Ника в сундуке хранились почти десять тысяч монет золотом и немного драгоценностей. Этот сундук он сам поднять не мог, и пришлось всё богатство разделить на три малых, завалив золото одеждой и малоценными вещами.
Сестре он оставил дом с двумя служанками, который оплачивал сахиб Медхао. Они же воспитывали её ребёнка. Нику это совсем не нравилось, но делать нечего, раз мать так считала нужным. Она наведывалась к дочке каждый месяц, заваливая её подарками и балуя безмерно.
Однако в глазах сестры при прощании Ник заметил грусть, и понял, что она знает, что конец её счастью близок. Ему было грустно, но что он мог сделать? Знал, что она сможет управляться с остатками его компании, и это будет для неё не только забота и труд, но и достаток в доме. А там может подвернуться хорошая партия, и она вновь обзаведётся семьёй.
Эти воспоминания и мысли перемежались у него с воспоминаниями о Алме и предстоящей встрече. Это постоянно волновало его, заставляло грустить и торопить время, что оказалось совершенно бесполезным занятием.
Путь оказался трудным, море штормило, а у южной оконечности Африки их суда отнесло далеко на юг. Ник вспомнил рассказы отца о снеге, морозах и жутких колючих ветрах, когда на палубу нельзя было высунуть нос. Особенно жуткими были снежные заряды, обрушивавшиеся на судно чуть ли не каждый день. Люди болели, умирали, а Ник старался напялить на себя все одежды, чтобы хоть как-то согреться. Лишь хорошие деньги позволяли ему прилично питаться и тем сохранить здоровье.
Но после почти месячного качания среди снегов и седых волн, судно вышло в Атлантику и заспешило в тёплые края, что скоро благотворно повлияло на людей.
Одно судно пропало в морской круговерти, и теперь на север пробиралось только два корабля, с обессиленной командой на каждом. Страх поселился в сердцах, ожидая встречи с пиратами.
Бог оказался милостивым к ним. Пираты появились лишь на траверзе Луанды, но суда, потрёпанные и искалеченные, укрылись в её бухте.
Простояли больше месяца, ремонтируясь и отдыхая. Запаслись водой, провиантом, дровами, и продолжили путь в Лиссабон.
Эпилог
Алма с тоской смотрела через решётку в окно, мысли её были далеко от этого дома и города. Стояла хорошая, почти не жаркая погода, на душе скребли кошки, а совесть взывала к прощению.
Она зачастила в церковь, каялась, молилась, соблюдала все посты и сейчас выглядела измученной и подавленной. Долгое отсутствие Ника побуждало думать, что он больше вообще не вернётся, сгинув вдали от дома. И это повергало её в такое уныние и тоску, что лишь сын заставлял её продолжать жить.
Витор отвлёк её от мрачного созерцания улицы, затеребил её за подол платья, требуя внимания. Он ещё плохо говорил, но мать его понимала. Ведь ему недавно пошёл третий год, а отца уже два года как нет.
Она взяла сына и, как часто теперь делала, пошла с ним на пристани, где они наблюдали за приходом и уходом судов, погрузкой и пьяными матросами. И Алма говорила сыну об отце, ожидала каждый раз его прибытия, но это уже мало утешало и успокаивало её. Он не появлялся, а убеждение в его гибели всё укреплялось, ширилось, как и её тоска и одиночества.
Жизнь её всё больше походила на аскетическую. Даже сына кормила скудно, тот часто хныкал и даже плакал, требуя еды. А питались они в основном фруктами и салатами с корнеплодами. Мясо ели только по большим праздникам, а грецкие орехи поедали лишь раз в неделю, как наиболее мирскую еду.
И на этот раз судно с Ником не отшвартовалось у причала и не стало на якоря вдали, готовое спустить шлюпку и свезти пассажиров на берег.
В тёмном наряде скорбящей, Алма медленно шла домой, не очень обращая на Витора внимания, заставляя его идти своими ногами.
Калитка в крохотный дворик была не заперта, как она обычно делала, и это удивило её и обеспокоило. Показалось, что в дом могли проникнуть воры. В страхе она прошла в дверь домика, которая тоже оказалась не запертой.
В большой комнате она увидела мужчину и почти открыла рот, чтобы закричать в ужасе, но перед нею стоял Ник, осунувшийся и изменившийся, но улыбающийся натянутой улыбкой сомнения.
— Боже! Ник! А мы только что из порта! Высматривали твоё судно! Витор!
Ник подошёл, взял её лицо в руки и пристально смотрел ей в глаза. Они быстро наполнились слезами, происхождение которых никто не знал.