- Ничего! Мы их кадилом да кропилом! Милостью Божией - уйдут! - заверил молодой пастырь.
Перед освящением отец Г леб боялся, что в таком непростом случае могут быть искушения, вспоминал разные случаи, читанные им в патериках и подобных книжках, но освящение прошло без происшествий, легко, даже как- то обыденно. Хозяйка после пригласила за стол. От рюмочки отец Глеб отказался, но чай попить не возражал.
- Что ж, поздравляю, теперь всё у вас наладится. Не забывайте только причащаться и исповедоваться приходить почаще, молиться дома, Псалтирь[38] читать - тоже хорошо.
- Ох уж, я не особо в этом всём разбираюсь, да и зрение никуда... В церкву чаще ходить постараюсь, пока огорода нет... Но боюсь, батюшка, вы за порог, а они и повылазют окаянные.
- Молитесь хоть своими словами, или просто: Господи, помилуй, - ответил священник, сам приглядываясь, точно ли с бабкой всё нормально. - Ну, и успокоительное на ночь можно...
- Да пью я таблетки всякие, только хуже от них! Вон у меня их сколько от всего, - и она протянула корзиночку, битком набитую лекарствами.
Глеб стал рассматривать таблетки, благо в фармакологии он кое-что понимал.
Бесалол, беллалгин, беллатаминал - столько препаратов с белладонной[39]!
- А как вы принимаете, по рецепту?
- Да шо ж я, на эти писюльки смотреть буду? Горстью беру, чтоб сразу от всего! Только помогает плохо.
Отец Глеб поперхнулся.
- Знаете, лучше вы как-то по одной таблеточке, тогда и всех вот этих явлений бесовских, так сказать, меньше будет... Молиться, конечно, обязательно, но и таблеточек поменьше...
- Думаете, я ненормальная? - неожиданно резко ответила старушка.
- Ну что вы... Просто... понимаете, когда много лекарств принимаешь, то утоньшается психика, и люди могут начать видеть тот мир, который лучше не видеть, - сымпровизировал священник.
Обратно он шёл весёлым, предвкушал, как он расскажет историю Семёну. Вообще хорошо, что отец Георгий подарил ему этого сибиряка. Конечно, случалось, певчий-сторож запивал. Даже как-то приходилось капельницу ему делать, возиться с ним, и отец Глеб угрожал выставить его, всячески ругал, но, глядя, как кается этот немногословный, прямодушный и добрый человек, прощал его. Священник любовался, когда Семён начинал петь. Так прекрасна была иная природа, которая вдруг просвечивала в этом человеке, наглядно показывая весь грустно-смехотворный тлен внешней оболочки.
Так прожили они зиму. Отец Глеб ездил к семье в Москву время от времени, а Семён оставался на хозяйстве. Великим постом[40], перед Вербным[41] [42], батюшка вырвался к своим на буднях. Но тут позвонили из села: беда, сгорел храм, то есть весь бывший детский сад. Вроде бы сторож был накануне пьян и, видимо, не проследил за печкой. Сам Семён тоже сгорел...
Пасху настоятель сгоревшего храма служил по соседству, у отца Георгия, а после подал прошение о выходе за штат. Решил перебраться в Москву. Владыка тянул, не отпускал, заставил поработать лето на заменах разных отправлявшихся в отпуск отцов. Но ближе к зиме всё же отпустил, сказав, что всё равно Глеб непутёвый и пусть едет в свои столицы, хоть ему и жаль отпускать грамотного парня.
Накануне окончательного отъезда в Москву отца Глеба неожиданно вызвали в милицию в райцентр. Сообщили, что раскрыли дело о поджоге его храма, и просили принести список бывших в храме ценных икон. В довольно обшарпанном, но, видно, ещё не так давно вполне цивильном кабинете, под портретом Дзержинского сидел майор. По соседству на другой стене висел портрет Ельцина.
- Вот, батюшка, раскрыли мы сразу несколько преступлений, что в ваших краях последнее время происходили. Есть признательные показания. Этих знаете?
Майор протянул ему фотографии. На них были те трое, что год назад бесплатно кололи ему дрова.
- Да, видел, помогали один раз нам по хозяйству.
- Так вот, они это и есть. Промышляли они поджогами и у вас, и в соседних деревнях. Людей, если были, убивали, а ценности выносили. Вашего сторожа они тоже как минимум оглушили и оставили внутри при поджоге. А иконы ваши мы, возможно, найдём. Кстати, пожар у этой вашей... не помню, как её... Ольги? Богатый самый дом был возле вас...Тоже их рук дело.
- А как же вам это узнать удалось?
- Эх, батюшка, - неприятно ухмыльнулся довольный милиционер, - у органов ещё есть... помощники. А бандиты спьяну в определённых заведениях любят похвастаться своими достижениями, наворованное сбывают... Остальное - дело техники! У нас любой бандит признается. Вы списочек икон не забыли?
По дороге к вокзалу отец Глеб всё думал: «Правда это или просто назначили уже сидевших мужиков?» Иконы всё-таки не нашли, и отец Глеб так никогда и не узнал ответ на этот вопрос.
Разговор в библиотеке
У меня есть шоколадный Иисус,
Он тает у меня на губах.
Всегда мне шоколадный Иисус Помогает в моих делах.
Тот Waits , «Chocolate Jesus».
Перебравшись обратно в Москву, отец Глеб снова стал подрабатывать в издательстве, пока решался вопрос с его назначением. Ходил он в Ленинку подбирать книги для переиздания, заодно и сам образовывался. На многое уже стал смотреть по-другому...
Как-то в библиотечной столовой к нему за стол подсела дама средних лет.
- Вы - батюшка?
-Да.
- Можно с вами поговорить?
- Конечно! - обрадовался отец Глеб. С ним хотят поговорить, как с батюшкой, в Центральной библиотеке страны! Здесь люди образованные, культурные - не то что эти уже надоевшие бабки со своими дурацкими вопросами и пустыми разговорами.
В голове всплыли посиделки с прихожанками на праздники после службы в молитвенном детсаде. Во время унылого застолья батюшка каждый раз пытался заговорить о Евангелии и смысле праздника. Но разговор никогда не клеился то ли потому, что у него не получалось правильно рассказать, то ли прихожанкам, самой молодой из которых было под шестьдесят, всё это было не столь интересно. Говорить же о кормах и отвечать на бесконечные вопросы, вроде: «Кому свечку ставить, батюшка, а то опять муж запил», - молодому священнику было неинтересно, а со временем и тошно.
Но самое страшное случалось потом. Староста, уже после чая, говорила: «Ну что, батюшка, давайте теперь и песни наши деревенские споём!» - и затягивала скрипучим, рвущим нервы голосом с подвываниями: «Вот кто-то с го-о-о-о-ро-чки-и-и спустился-я-я...»
Потом отец Глеб стал сбегать с этих застолий, отговариваясь то срочной поездкой в епархию, то тем, что на соседнем приходе ждёт отец Георгий. Да и вправду не редко уезжал к нему. Шестнадцать километров на велосипеде по лесу - хорошая прогулка.
Как-то поехал он так на Крещенье. Метель, асфальтовую дорогу местами полностью замело, велосипед приходилось то там, то здесь тащить на себе, ветер со снегом обжигали лицо, глаза забивались. «Господи, помилуй! Не повернуть ли, пока далеко не ушёл?» - подумал Глеб, поскользнувшись на подъёме и выронив из рук леденеющий велик. Но в голове снова зазвучало: «Вот кто-то с го-о-о-о-рочки-и-и-и...» - и все сомнения развеялись, как
да
Том Уэйте, «Шоколадный Иисус». Тот Waits, (род. в 1949) -американский певец и автор песен, композитор, актёр.
бесовское искушение. Он взвалил на спину велосипед и пошёл дальше занесённой снегом дорогой.
- Батюшка? Вы меня слышите? - прервала его воспоминая соседка по столику, внимательно разглядывая молодого священника. Ей было где-то за тридцать. Симпатичная, но с жёсткими чертами лица и слишком обильным слоем макияжа для Ленинской библиотеки.
- Да, я вас слушаю.
- Понимаете, у меня два высших образования, научная степень скоро будет. Во всём порядок. Предмет свой знаю отлично, не хуже научных руководителей, только они этого не понимают... А мужчину нормального найти не могу. Всё какие-то не такие, недалёкие и неприятные, слишком развязные или глупые, а кто получше - все уж женаты... Вы подскажите, кому мне свечку поставить, какому святому?