Она вернулась с государственным символом, надетым на палку от швабры, привязала его проволокой к балконным перилам и дополнительно закрепила скотчем. В вопросах импровизации Мариола всегда была хороша. Флаг хлопал на ветру. Славек, салютуя, приложил руку к голой голове. Так, чтобы только проявить уважение. Его мучило что-то другое. Он снова засел за акты и горячечно перелистывал страницы. Сначала дневник Грюневальда:
На нацистский праздник я вывесил флаг со свастикой.
Потом перешел к бумагам Мищука и Васяка:
По причине военных заслуг и особой преданности в борьбе с реакционным подпольем и успехами в деле эхве… эфхе… эффективной (хорошо сказано?) расправы с преступным элементом и мародерами, они удостоены фе… чести (хорошо сказано?) поднять флаг на мачту!
Сташевский массировал виски. «Флаг на мачту, Ирак уже наш»[49], повторял он слова песенки Леха Янерки. Или они сами повторялись?
— Слушай, вместо извозчика закажи мне такси… Хельга! — прибавил он.
Мариола набрала номер с домашнего телефона.
— Добрый день!
— День добрый. Уже едем.
Ей даже не нужно было сообщать адрес. Компьютеры мгновенно проверяли номер телефона, при условии, что он был открытый, проверяли, звонит ли постоянный клиент, и не было ли каких-нибудь неприятностей с оплатой. Поскольку Сташевский соответствовал всем нужным критериям, такси с какой-то ближайшей стоянки выехало немедленно.
— Так что с той яичницей? — спросила Мариола.
— Проедем. Не слопаю же я шесть яиц на завтрак. Я вообще не знаю, что они тогда делали, что так жрали?
Девушка пожала плечами.
— Я тоже не знаю. Но я бы съела.
— Шутишь? — удивленно глянул на нее Славек.
— Да нет же. Съела бы.
— Ага. А потом сама называешь себя коровой и говоришь, что на животе завязалось сальцо.
При этом он умильно улыбнулся, но Мариола явно разозлилась.
— А ты сам, что? С самого утра то пивко, то стакашку. Думаешь, я не знаю, что ты держишь в ящике письменного стола? Две бутылки водки! — Она запыхалась. — У тебя там три ствола и две бутылки водки!
Славек поднял глаза к потолку.
— Но ведь от этого же не полнеют.
— От этого умирают! — пыталась она быть конкретной. — А к тому же еще и две пачки курева на день.
— Умирают от еды.
Он тоже старался быть конкретным, и статистические данные знал. Не пугайте фрайеров раком. Они сдохнут от картошки-фри, колы, колбасы и жиров. И их будет больше раз в сто, чем умирающих от рака.
— Ну, как же еще! Две пачки сигарет и водка, подкрашенная пивом, это не повод для того, чтобы умереть? Тем более, если ты еще и аллергик.
— Спиртное помогает астматикам.
— Да… — Мариола повернулась к нему спиной. — А больше всего — тебе помогают сигареты. — Она бросила чем-то в стенку. — Помогают тебе добраться до кладбища. За ручки поддерживают! Ага, еще и на работе пьянствуешь!
Он не был свиньей и не сказал, что ее как раз убивает бутерброд, который Мариола сделала себе по ходу.
— Ой, Мариола, я хороший полицейский офицер. Я — специалист. А то, что я пью или курю, никого не должно касаться.
— Правильно! — взвизгнула та. — Только не удивляйся, когда тебя уволят. И заменят какой-нибудь серостью, которая не сможет сделать и сотой доли того, что умеешь и можешь ты. За то, она каждый день будет трезвой, вовремя приходить на работу, всякий раз будет готова лизать задницу начальнику. Пойми ты это наконец!
— Что, я должен лизать? Никому не стану! — Славек налил себе еще одну рюмку водки.
Мариола присела рядом, обняла одной рукой, прижала к себе. И сказала, уже тихо и спокойно, по-женски:
— Знаю, знаю, знаю. — Она прижала его еще крепче. — Знаю, что ничьей задницы ты лизать не станешь. Я же тебя знаю. Честь запрещает тебе лизать. Так?
Славек глянул на подругу.
— Я тебя люблю, сумасшедшая!
— И я тебя люблю, сумасшедший!
Потом повернула голову, усмехнулась и скорчила одну из своих лисьих мин.
— Только ведь это неправда.
— Что, неправда?
— Парочку задниц ты все же вылизал.
— Я? — возмутился тот. — Каких?
— Например, вот эту. — Мариола встала перед ним и выпятила свою попку. — Эту!
Может ли роман управлять собственным творцом? Могут ли известные ему исключительно по бумагам, то есть, de facto выдуманные герои захватить над ним власть? Составлять сценарий так, как хотят они, а не он?
Земский сидел за компьютером и не верил собственным глазам. Разве это он все это написал? Или снова начинается безумие? Опыт предыдущего раза у него уже имелся. Поэтому молниеносно запрыгнул во вторую комнату.
49
Песню исполнял Лех Янерка, называется она «Велосипед». Текст приводить (и переводить), как мне кажется, смысла нет. Пожелаете, сами найдете (наберите в Гугле: «Lech Janerka», «Rower»; или «Flaga na maszt — Irak jest nasz»). Правда, в тексте: «флаг на мачту», я же придумал, для рифмы, про «марш» —