Беспокойство коннетабля еще больше увеличилось, когда неожиданно явился его смертельный враг адмирал Бонниве и, отозвав в сторону короля, о чем-то заговорил с ним.
Коннетабль знал, что адмирал из Бретони, и очень удивился его появлению, не подозревая, что король послал за ним нарочного в замок Шатобриан с приказом немедленно явиться в Блуа. Совесть коннетабля была не совсем спокойна, потому что некоторые из бретонских дворян принимали деятельное участие в игре, затеянной им против короля; у него явилось опасение, что королю все известно и что его удерживают здесь из вежливости, пока измена не выяснится окончательно и тогда будут приняты крутые меры против неверного вассала. Одну минуту он даже стал оглядываться, чтобы убедиться: может ли он уйти незаметно от тяготившего его общества. Но гордость и упрямство помешали бы ему исполнить эту мысль, даже в том случае, если бы на лугу неожиданно водворился полумрак. Он был так занят своими мыслями, что герцогиня Маргарита уже во второй раз обращалась к нему с вопросом. Он поспешил исправить свой промах, но ответил некстати, потому что снова отвлекся приходом короля и Бонниве, которые присоединились к остальному обществу.
– Не знаком ли кто-нибудь из вас с графиней Шатобриан? – спросил король, обращаясь к гостям – Бонниве расхваливает ее как идеал красоты и любезности! Может быть, это преувеличено?
– Разумеется, нет! – ответил поспешно Маро.
– Разве ты видел ее? Ты ведь все и всех знаешь! А я первый раз слышу об этом прекрасном цветке моего королевства. Если не ошибаюсь, граф Шатобриан также принадлежит к числу маленьких французских королей, недовольных существующим порядком.
Все молчали.
– Я не видел графа со времен моего коронования, – продолжал Франциск. – Вы должны знать его, кузен Бурбон…
– Нет, я не знаком с ним! – резко ответил коннетабль.
– Неужели? – спросил Франциск, пристально взглянув на коннетабля, и добавил равнодушным голосом: – Однако начинайте, мой милый Дюшатель, мы слушаем вас.
Дюшатель начал свое повествование:
– Я расскажу вам сегодня о странном способе, придуманном одним дворянином, чтобы объясниться в любви королеве, и о том, как кончилась эта любовь.
«При кастильском дворе был один дворянин неописуемой красоты и обладавший такими редкими душевными качествами, что в целой Испании никто не мог сравниться с ним. Все признавали его преимущества, но еще больше удивлялись его странному обращению с женщинами. Не было ни одной дамы, которую он любил или которой отдавал предпочтение перед другими, хотя между ними были такие красавицы, что кажется лед растаял бы от них. Этого дворянина звали Элизором. Королева была очень добродетельна, но в ней был тот скрытый огонь, который горит тем сильнее, чем он незаметнее. Она постоянно удивлялась Элизору и даже раз спросила его, действительно ли он так неспособен к любви, как все думают?
– Если бы вы могли видеть мое сердце, – ответил Элизор, – то не стали бы расспрашивать меня.
Королева пожелала узнать, что он хочет этим сказать, и так настойчиво допрашивала его, что он, наконец сознался, что любит одну даму, добродетельнее которой нет во всем христианском мире. Но ни просьбы, ни приказания не могли его заставить сказать имя этой дамы. Королева сделал вид, что сердится, и поклялась не говорить с ним, пока он не откроет своей тайны. Элизору ничего не оставалось, как уступить ее желанию, и он ответил с некоторым беспокойством: «В первый же раз, когда вы будете на охоте, я вам покажу ту, которую люблю, и вы наверно найдете ее самой красивой женщиной на свете».
После этого ответа королева как можно скорее собралась на охоту; Элизор по обыкновению сопровождал ее. Он приказал сделать себе большое стальное зеркало в виде кирасы, пристегнул его к своей груди пряжками и старательно укутался черным плащом, обшитым серебряной и золотой материей. Он ехал на мавританском коне с золотой сбруей и обращал на себя всеобщее внимание, потому что был необыкновенно ловким наездником. Проводив королеву до места, назначенного для охоты, он соскочил на землю, чтобы снять ее с седла и, когда она протянула ему обе руки, он воспользовался этим моментом, раскрыл плащ и сказал, указывая на зеркало: «Не угодно ли вам взглянуть сюда!» Затем, не дожидаясь ответа, он осторожно поставил королеву на землю.
По окончании охоты королева вернулась в замок, не удостоив ни одном словом Элизора. Но после ужина она велела позвать его к себе и назвала величайшим обманщиком в мире, потому что, несмотря на обещание, он все-таки не открыл ей своей тайны, и сказала, что больше ни в чем не станет верить ему.
Элизор из боязни, что королева не поняла сделанного им намека, ответил, что он считает себя правым, так как на охоте показал ей женщину, которую любит больше всего на свете.
Королева приняла такой вид, как будто ничего не понимает, вследствие чего Элизор был вынужден спросить ее, кого она видела в стальном зеркале.
– Никого, кроме себя, – ответила королева.
– Никакое другое изображение не займет места в моем сердце, кроме того, которое вы видели в зеркале на моей груди, – сказал Элизор. – Эту женщину я всегда буду любить, почитать и поклоняться ей как божеству; в ее руках моя жизнь и смерть. От вас зависит осудить меня на смерть за эту привязанность, которая была для меня жизнью, пока я скрывал ее.
Притворилась ли королева, желая испытать его, или у нее была другая привязанность, только она ответила с самым равнодушным лицом:
– Я не стану распространяться о том, насколько безумна любовь, которая метит в такую высокую цель и сопряжена с такими затруднениями, но я желала бы знать, как давно длится ваша привязанность.
Элизор не мог возлагать больших надежд на взаимность со стороны королевы, судя по ее серьезному тону, исполненному достоинства, и робко ответил, что еще в ранней молодости эта любовь пустила в нем корни, не причиняя никаких страданий. В продолжение последних семи лет она также не была мучением, а только недугом, доставлявшим ему неисчерпаемое наслаждение, так что выздоровление было бы для него равносильно смерти.
– Если это так, – сказала королева, – и вы действительно отличаетесь таким постоянством, то я не могу отнестись легкомысленно к вашему признанию. Я хочу подвергнуть вас испытанию; если вы выдержите его, то у меня не останется никаких сомнений относительно справедливости ваших слов. Если я найду вас таким, как вы говорите, то я сделаюсь такой, какой вы желаете меня видеть.
Элизор умолял назначить ему испытание, потому что для его любви ничто не может показаться тяжелым.
– Будь, по-вашему, – сказала королева, – завтра же вы уедете отсюда на семь лет и отправитесь в такое место, которое не имело бы никакого сообщения с моим местопребыванием. В это время мы не будем иметь никаких известий друг о друге; вы испытывали себя семь лет и потому знаете, что меня любите; я должна подвергнуть себя такому же семилетнему испытанию, чтобы убедиться в том, в чем я не уверена.
– Я готов покориться вашему требованию, – ответил Элизор, – но что будет служить мне ручательством, что через семь лет вы признаете своего верного слугу?
– Возьмите это кольцо, – сказала королева, – и переломите его: одну половинку возьмите себе, а другую я оставлю у себя. Если за семь лет время изгладит ваше лицо из моей памяти, то я узнаю вас по половинке этого кольца.
Элизор сломал кольцо, простился с королевой и полуживой приготовился к отъезду. Он отпустил своих слуг и, взяв только одного из них с собой, исчез бесследно.
Семь лет! Кто любит, тот может себе вообразить, какими продолжительными они должны были показаться Элизору!
Прошли семь лет и одна минута. Королева отправилась в церковь. В начале обедни к ней подошел отшельник с длинной бородой и, поцеловав ей руку, подал письмо. Королева, думая, что это одна из многочисленных просьб, которые она получала ежедневно, не обратила на письмо особенного внимания и открыла его уже среди обедни. В письме была половина кольца Элизора. Королева очень обрадовалась и тотчас же послала одного из своих придворных отыскать отшельника и привести его к ней. Придворный всюду искал отшельника, но нигде не нашел его и наконец узнал, что тот уехал; но куда – никто не мог сказать ему этого. Таким образом, прошло довольно много времени, пока придворный вернулся с известием о неудаче своих поисков. Королева принялась на досуге за чтение письма, которое было следующего содержания: