Назнин поставила фотографию обратно к плитке. Посмотрела на часы. Выглянула в окно.
Шану позвал дочерей:
— Наши планы изменились.
Он потер лицо ладонями, чтобы к щекам снова прилила кровь.
— Я предложил маме, что трое из нас поедут домой попозже, она согласилась.
Он взвесил свой живот и слегка его похлопал. Прочистил горло, на этот раз там действительно что-то оказалось, на глазах у него выступили слезы.
— Я поеду вперед, так сказать, кхм, расчистить дорогу.
Девочки посмотрели на Назнин. Поняли, что это правда. Биби зажевала обе косички. Шахана подошла к отцу и обняла его за шею:
— Папочка, а кто же тебе будет готовить?
— Кто тебе будет вырезать мозоли? — спросила Биби.
Шану пощекотал Шахану:
— Как? Неужели вы не знали? Я готовлю намного лучше вашей мамы. Биби, посмотри, живот у меня теперь плоский, как паратха. Я теперь и сам могу дотянуться до ступней.
И он в доказательство наклонился. Потом начал перекладывать сумки, деньги, билеты и паспорта. Щелкнул кошельком на ремне, проверил застежку.
— Ведите себя хорошо, слушайтесь маму, каждый вечер делайте уроки, не теряйте время на телевизор и прочую чушь, читайте Тагора (советую вам «Гитанджали»). Тогда все у вас обязательно получится. И помните, что… — он помолчал. — Ну ладно. На сегодня хватит.
Назнин помешала дал.
— Мы тоже голодные, — сказала Шахана.
Девочки пришли на кухню, взяли еды на тарелки, унесли их в комнату и освободили место на столе.
— Когда мы поедем в Дакку? — спросила Биби.
— Если поедем, — поправила Шахана. — Нам туда не обязательно ехать. Правда, мама?
— А как же папа? — быстро спросила Биби. — Мы ведь не можем просто так его оставить.
— Он вернется, — объяснила Шахана, — спорим, что вернется. И когда вернется, он будет гораздо счастливее.
— Почему ты так решила?
Шахана пожала плечами:
— Будет, и все. Говорю тебе.
— Значит, мы не поедем, мама?
— Подождем…
Назнин одернула себя. Положила себе еще риса. И еще дала. Предложила добавки девочкам.
— Завтра об этом поговорим или еще когда-нибудь. Останемся мы или поедем, решать нам.
Март 2002 года
Разия сняла очки и поднесла рисунок близко к лицу, почти коснувшись его своим длинным носом.
— Справимся, — сказала она, — это очень просто.
Снова надела очки.
— Но денег возьмем больше. Видите, здесь вышивка бисером.
И передала рисунок Хануфе:
— За каждый по пять фунтов сверху. А не хотят — как хотят.
Хануфа передала рисунок Назнин. Брюки очень мелкие, без пояса, топ заканчивается высоко над пупком. Вышивка золотом; на концах шарфа бисером вышита паутинка. В качестве образца прилагался кусочек бледно-голубого шелка.
— А что, если добавить белый шарфик из органзы? — спросила Назнин. — Красивое будет сочетание.
— Нам за дизайн дополнительно не платят, — ответила Разия.
Она встала и надавила на поясницу:
— Это не софа, а старая ведьма. Разбита еще больше, чем я.
Софу купили в комиссионке. Обивка из искусственной кожи неопределенно-лилового цвета, такой цвет у голубиного помета. В ней столько искусственных материалов, что от малейшего соприкосновения с ней статический разряд пробегает по телу до самых зубов.
— А почему нет? — спросила Назнин.
Разия, прищурившись, покосилась на нее:
— Тогда еще и за него возьмем.
— Давай так и сделаем. Ты нарисуешь. Я продам.
Дело организовала Разия. Она зашла как-то в «Модные мотивы», смелая, как птичка майна, и спросила насчет работы. Ей предложили кабальные условия, и она пулей оттуда вылетела. Села на автобус и отправилась по пригородам, в Тутинг, Илинг, Саутхол, Уэмбли. Вернулась с заказами, образцами, шаблонами, выкройками, бисером, шнурочками, украшеними из перьев, кожи, искусственного меха и хрусталиков.
— Эти молодые девушки, — Разия втянула воздух через сомкнутые зубы, и слова у нее полетели, как свинцовые пульки, — натянут на себя кусочек тряпочки и величают его нарядом. Они себе скоро на трусы чайники начнут пришивать, и оглянуться не успеешь — готово платье!
И смех ее прогремел по комнате, как будто с большой высоты уронили пару кастрюль.
Хануфа вздохнула:
— Бедная, бедная миссис Ислам. Слышали? Она очень больна. Она даже из дому не выходит. Постоянно молюсь за нее.
— Старая притворщица, — сказала Разия. — Она еще всех нас переживет.
— Врачи не могут понять, что с ней. Она всех поставила в тупик. К ней даже вызывали человека из Манчестера. Еще один приезжал из Шотландии. Третий прилетел из Индии. Ужасно, ужасно.
— Да, ужасно. Говоришь, не могут понять, что с ней?
Разия легла на пол. Она привыкла лежать на полу и считает, что это полезно для спины.
Хануфа шире раскрыла глаза:
— В Швейцарии есть специальная клиника. Наверное, ее отвезут туда на лечение. Вообще-то она подумывает, не поехать ли туда всей семьей.
— Со всей семьей, — усмехнулась Разия, — и со всеми банковскими счетами.
Открылась дверь в спальню, на цыпочках вошла Джорина. На ней костюм из шифона с розовой аппликацией оттенка цветущей вишни, с тонкими лямочками на плечах и разрезанными до бедра штанишками, из-под которых виднелся полупрозрачный розовый шелковый чуридар[93].
— О господи, — Разия повалилась на бок, — что с нашей Джориной сделали эти «Боливудские красотки»?
Джорина все так же на цыпочках покружилась:
— Вы только посмотрите! Как он на мне сидит! Как вы думаете, может, мне его себе оставить? Он как будто на меня пошит.
— Мы с тебя снимали мерки для выкройки, — сказала Разия, — ты у нас миссис Стандартная фигура. Поэтому и не мечтай. Ты где в нем будешь дефилировать, перед сковородками? Слушай, сначала давайте наладим торговлю, а потом сами будем одеваться, как звезды.
Она потянулась к тетради с расчетами и, глядя на цифры, пожевала колпачок.
— Хануфа, тебе я сегодня заплачу. Назнин и Джорина, подождите до завтра, у меня завтра клиент расплачивается. О'кей?
— О'кей.
Разия каждой дала поручение. Быстро обсудила с Джориной вопрос об эластичности шерстяного джерси на салвар камиз. Подсчитала и выдала Хануфе деньги. Подруга Назнин теперь бизнесвумен. Надо обдумать новый дизайн.
— Как твой сын? — спросила Хануфа. — Как учеба и все остальное?
— Учеба о'кей-ма. Все у него о'кей-ма.
Разия взяла Хануфу за запястье. Наклонилась к ней:
— Я думала, что потеряла Тарика. Я думала, что он не захочет жить жизнью, которую я для него придумала.
— В этом вся наша беда — мы придумываем жизнь за наших детей. А они сами хотят ее прожить, — сказала Хануфа.
— Да, — ответила Разия, — и проживут. Даже если она их поубивает.
Назнин закончила работу. Взяла сумку и отправилась по магазинам за кружевом. Перейдя через двор, остановилась и посмотрела, как отсюда выглядят ящички на окнах. Над ободками высоких белых горшочков виднелось несколько темно-зеленых листьев. Она купила зимний сорт анютиных глазок, скоро зацветут. Белье у Разии сушится на веревке между водосточной трубой и железным крючком. В двойные оконные рамы бьется фуфайка с британским флагом.
Назнин свернула налево, пошла окольными улицами за Коламбиа-роуд. Надо поторопиться, чтобы успеть домой до прихода девочек из школы. С тех пор как Шану уехал, Биби превратилась в совушку. Назнин просыпалась посреди ночи и видела, что дочь сидит на краю кровати, прижав коленки к груди под белой ночной рубашкой. Иногда Назнин заходила к девочкам, Биби сидела на стуле и следила за сестрой. Днем молчала, ходила сонная, с черными кругами под глазами. К ночи просыпалась и вздрагивала от малейшего движения.