Выбрать главу

Я улыбнулся и почувствовал, как Марта слегка коснулась меня рукой.

— Нет, я этого не знал.

Толстым грязным пальцем он уперся мне в грудь, чтобы придать своим словам больше весу. Чего я совершенно не выношу — это когда со мной вот так обращаются. Многие раз и навсегда отучились делать это. В то самое мгновение, как палец коснулся моей груди, я схватил его, резко выгнул наружу и сломал прежде, чем тот успел шевельнуть рукой, и прежде, чем удивление успело отразиться на лице, дал ему такого хука в подбородок, что он перекусил свою проклятую сигару и едва не подавился половинкой.

Я повернулся к Марте и спросил:

— Кто это, киска?

За нее ответил бармен:

— Это Ал Риз, мистер. А у вас будут неприятности. Он не любит, когда с ним так обращаются на его территории.

Я сказал:

— Вот как? — и, взяв Риза за рубашку, спросил: — Ты знаешь, кто я?

Усмешка было вернулась на его лицо, но я сбил ее оплеухой. Это была звонкая, громкая оплеуха; я умел пользоваться своей рукой, и колени его подогнулись.

— Я спросил тебя о чем-то.

На этот раз он кивнул.

— Скажи вслух, толстяк. Пусть все слышат.

— Лейтенант Сканлон.

— Громче.

На этот раз он произнес мое имя громко и хрипло.

— Ты знаешь, что я делаю с такими жлобами, как ты?

Я приподнял было руку, тогда он снова кивнул.

— Каждый, кто попытается так обращаться со мной, рискует многим. Я здесь вырос. Я знаю правила. Когда они мне надоедят, я придумаю новые. Похоже, ты слишком долго возжался со всякими сопляками. Смотри у меня.

Я отпустил его, и он захромал прочь, прижимая руку к груди. У стойки по обеим сторонам от нас никого во было. В дальнем углу парень в сером костюме наблюдал за сценой насмешливыми, понимающими глазами. Лоферт, бандит из центральных районов.

Марта нервно отпила пива.

— Это было жестоко, Джо.

— Ты не раз видела такое.

— Да, но теперь ты же государственный служащий.

Я хрюкнул и взял свой стакан.

— Урок номер один. Не пытайся скрыть от них, кто ты есть. Дай им сделать ход первыми, затем делай свой, только гораздо жестче. Если только эти негодяи почувствуют твою слабость, ни полиция, ни форма, ни пистолет тебе не помогут.

— Но…

— Мы не в раю, детка. Это не нормальные обыватели и горожане.

— Но я здесь живу. И ты тоже… жил.

— Именно, поэтому урок номер два. Ты на работе и работаешь в полиции, так что перестань философствовать.

На мгновение она замерла, потом увидела мою улыбку в зеркале и тоже улыбнулась.

— Я слишком долго работала с детишками.

— Знаю. Ты должна была быть со всеми вежливой. Ты забыла, что унаследовала отсюда. Здесь только жестокость гарантирует общую дружбу и уважение. Запомнила?

— Навеки.

— Прекрасно, допивай пиво и пойдем к тебе. Холодильник полон?

— Я называю его «рефрижератор»; да, он полон.

— Тогда давай вести себя, как полагается нормальной влюбленной паре.

Ее глаза вызывающе заблестели.

— И что же мы будем делать?

— Есть, разумеется, — сказал я. — Ведь мы, кроме того, еще и полицейские, не забывай об этом.

Глава третья

Стоя у окна и вспоминая свою холостяцкую удобную берлогу с окнами, выходящими на Драйв. Ущелье улицы было залито сгущавшимися тенями.

За моей спиной Марта отложила наши записи в сторону и налила кофе. Потом подала мне чашку и постояла рядом со мной у окна.

— По-твоему, это ужасно? — спросила она.

— Да нет. Просто здесь три измерения нашего мира имеют иной смысл. Здесь это вид, звук и запах.

Она пожала плечами.

— Тем не менее это мой дом.

— Предпочитаю, чтобы мой дом был немного антисептичнее.

Марта ничего не ответила и ушла в спальню. Я снова принялся смотреть в окно.

Прямо под окном полдюжины ребятишек гоняли мяч на мостовой. Они мешали проехать двум машинам, но водители, увлекшись сражением, не торопились давить на клаксон. Наконец игра остановилась, машины проползли, и игра снова возобновилась.

В этот момент Марта вышла из спальни. Серый деловой костюм исчез, на ней было нечто зеленое и длинное, до самого пола, мерцающее и переливающееся на свету, а то, что она сделала со своими волосами, разительно изменило весь ее облик. У нее оказалась полная, высокая грудь, а линия бедра — совершенно умопомрачительная.

— Нравится? — спросила она.

— Ага. А для чего это?

— Чтобы оправдать твое пребывание здесь.

— У меня и так достаточно причин быть здесь.