— Хорошо, Джо, — улыбнулась она, — я буду осторожна.
Но она прекрасно понимала, что я имею в виду. К этой женщине я питал какое-то странное чувство, которого не испытывал никогда прежде. Как будто чья-то рука осторожно сжимала мне поясницу, посылая теплые, длинные токи вдоль спины.
Глава шестая
Сухая химчистка Генри Уайлдера была рассчитана исключительно на местное население. Достаточно дохода, чтобы не умереть с голоду, и только. Он жил тут же, над своей лавочкой, преждевременно полысевший холостяк лет пятидесяти с усталыми складками вокруг глаз и слегка дрожащими руками. Я зашел к нему во время ленча, показал значок и был приглашен в неопрятную комнату, заваленную всяким хламом. Три сетки были набиты одеждой, о которой клиенты забыли либо которую не имели денег выкупить.
Когда я сел, он принялся раскачиваться на задних ножках своего стула, ожидая, чтобы я заговорил. Наконец, я спросил:
— Слышно что-нибудь о вашем брате Гаев?
— Подонок он!
— Я спрашиваю не это.
— Иногда получаю от него письма. У него были неприятности в Толидо.
— С тех пор было от него что-нибудь?
Генри Уайлдер хотел сказать «нет», но решил, что ему все равно придется сознаться.
— Да… звонок, после того как он удрал.
— Откуда?
Генри нервно облизнул губы и поерзал на стуле.
— Не знаю, он звонил по автомату.
— Что ему было надо?
Его брови взметнулись:
— Деньги, что же еще? Он хотел, чтобы я послал ему пять сотен. А где, черт меня побери, я возьму пять сотен? Но он и слушать не стал. Велел приготовить и ждать, он сообщит, куда их прислать.
— Собираетесь?
Генри опять облизнул губы.
— Я… не знаю. — Он отхлебнул кофе, чтобы смочить рот, и добавил: — Я боюсь его. Всегда боялся.
— Он ведь ваш брат, не так ли?
Уайлдер покачал головой:
— Сводный брат. Черт, я бы с удовольствием выдал его, только это может не сработать, и тогда он прикончит меня. — В его глазах появилось умоляющее выражение. — Ну, скажите, что я должен делать?
— Его ведь ищут не только полицейские.
— Я знаю. Я это уже понял. Так что я во всяком случае окажусь в самом пекле.
— Тогда рискните и попытайтесь поступить правильно. Если он объявится, дайте нам знать. У нас есть способы наведения порядка.
— Могу я… подумать?
— Конечно. Так или иначе, он объявится, и вы окажетесь втянутым в неприятности. Слишком многим он насолил.
Я собрался уходить и уже стоя спросил:
— Вы знаете тех девиц, что работали на Рене Миллса?
Некоторое время он выглядел озадаченным, потом кивнул:
— Рози Шоу и Китти Мунц. Они ко мне заглядывают. Рози должна скоро зайти за своими шмотками. Этот Миллс, он с ними неплохо расплатился, прежде чем выгнать.
— Что, если мы спустимся вниз и подождем ее, Генри?
— В помещении? — Он судорожно сглотнул, зная, что все подумают, увидев полицейского у него в лавке.
— Не волнуйтесь, я вам даже помогу за прилавком.
Рози Шоу показалась лишь после трех, вульгарная проституточка с плотно сбитым телом, одетая в слишком маленькие юбку и свитер. Глаза были циничные и нахальные, как и следовало при ее профессии, а резиновая улыбка подчеркивала это. Она достала из пластиковой сумочки квитанцию и десятидолларовую бумажку и бросила их на прилавок с торопливым и отсутствующим видом.
Пока Генри доставал ее вещи, я встал со своего стула. Она засекла меня так же быстро, как Ральф Каллахан, только в другом смысле. Глаза ее сузились, рот искривился и беззвучно выплюнул «легавый», и она уже была готова послать меня куда подальше, потому что я застал ее не на работе и не мог ничего предъявить ей. Она была слишком умна, чтобы дать поймать себя на пустой крючок, и готова была сорвать любую наживку, которую я мог предложить ей.
Она прощелкала в уме все возможные причины моего появления и, когда я ничего не сказал, нахмурилась, так как не могла найти подходящей фразы. Затем занервничала. Есть нечто странное в них, в тех, кто промышляет по ту сторону закона. Годами они занимаются одним и тем же делом, в одном и том же месте, с одними и теми же людьми, и это вырабатывает у них определенный стереотип поведения, который помогает им общаться друг с другом, но, если внимательно присмотреться, глубоко, на самом дне их пустых глаз можно разглядеть укоренившуюся ненависть, ненависть ко всем, кто находится по эту сторону закона. Мы их тоже ненавидим.