Выбрать главу

И командир у них отличный, товарищ Алексей Иванович Виноградов. Умный, отважный, настоящий комбриг. Во главе дивизии идет, со штабом. И вооружение отличное – и пушки, и пулеметы, и даже танки с броневиками имеются. Бегите, белофинны! Жаль, что подвод мало дали, приходится пешедралом топать. А какой это будет бой, если человек уставший?

… Когда же привал? И есть уже хочется – кормили их рано утром, перед самым выступлением. Гонят целый день, почти без остановки. А ноги уже гудят, и спину от тяжелого вещмешка ломит, а винтовка – так весь правый бок отбила. Скорее бы привал. И еще очень курить охота – считай, целый день не дымил. На ходу нельзя, не положено, а на коротком привале было не до того – успеть бы в кусты сбегать да портянки перемотать. А то собьются они – и все, считай, остался без ног. Как тогда воевать?

Эх, сейчас бы затянуться! Махорочка у него своя, деревенская, самосадная, вкусная. Это не городские папиросы, по два рубля двадцать копеек коробка, а родная, домашняя. Бабка сама кисет шила и махры в него щедро насыпала – знает, что бойцу на войне нужно. Сначала мужа, деда Трофима, на войну собирала, потом сына, Алексея Трофимовича, отправила, а вот теперь и внука Ивана…

* * *

Стрелять начали сразу и со всех сторон. Резко, отрывисто защелкали винтовки – впереди, слева-справа и сзади. Ударили пулеметы – длинными, захлебывающимися очередями. Кто-то куда-то побежал, раздались громкие отрывистые команды, послышались первые стоны и крики раненых. Перед Мешковым рухнул на землю (точнее, на мерзлый, утоптанный снег) красноармеец Бельченко. Раскинул нелепо руки, как будто ударился обо что-то, и повалился на живот. Из простреленной головы потекла тонкая, красная, горячая струйка крови…

Иван встал как вкопанный. Он никогда раньше не видел, чтобы вот так, запросто, убивали человека. Собственно говоря, вообще этого никогда не видел. Его замутило… Вроде бы и на охоту он ходил не один раз, и зверя добывал (даже волков!), к крови, кажется, должен быть привычный, но вот… Растерялся, замер на дороге, мешая себе и остальным. Его толкали, пихали, куда-то гнали, отдавали приказы… Но он как будто ничего не видел и не слышал – словно умер на какое-то время. А перед глазами все стояло бледное, удивленное лицо Бельченко – за что, товарищи?

Пришел в себя Иван только тогда, когда был уже в безопасном месте – спрятался за полуторкой, вставшей на обочине. Рядом с ним укрылись еще несколько человек из взвода. Среди них был и товарищ Веселенко. Это успокаивало: он наверняка знает, что надо делать в таких случаях…

Но старшина лишь матерился и глупо повторял: «Да как, да почему? Здесь наши давно прошли, все проверили…» Не похоже, чтобы он мог что-либо сделать. Он, кажется, не был в состоянии даже отдать нужные команды, как-то организовать оборону…

А огонь между тем усиливался – из темноты, из-за черных елей гремели уже не отдельные выстрелы, а неслись залпы, перемежающиеся длинными пулеметными очередями, которые косили растерянных, бегающих красноармейцев, словно траву в сенокос. Самые сообразительные бойцы сразу же залегли под грузовиками или двуколками, а другие, кто не успел, плюхнулись прямо посреди дороги. Многие из них уже были убиты. Лежали, уставив в пустое финское небо мертвые глаза…

Были еще и раненые, они лежали и стонали, призывая на помощь. Но подойти к ним (и даже подползти) не представлялось возможным – при любой попытке высунуться следовал быстрый, и, как правило, точный выстрел. И боец зарывался в холодный снег… Видимо, в лесу прятались финские снайперы. Они били точно, без промаха. Били, как зверя во время охоты…

… А старшина Веселенко все ругался, а время шло и шло. И спасения, похоже, не было. Неоткуда и не от кого. Иван сжался у колес полуторки, закрыл глаза и начал молиться – как его учила бабушка в детстве: «Отче наш, иже еси на небеси, да светится имя Твое, да будет воля Твоя…» В общем, спаси нас и сохрани! Только на Него одного и была надежда…

* * *

Спасение пришло, откуда и не ждали – прямо из леса. На опушке закружился, заметелился снег, и из белой круговерти вынырнула удивительная машина – стремительная, гладкая, на широких лыжах. На крыше – пулемет, позади – бешено вращающийся винт, совсем как у самолета. Но главное – на боках и носу красные звезды. Значит, своя. Рев диковинного аппарата даже перекрыл раскатистый треск винтовок…