Книга преображения
Лоример поставил на стол в прихожей картонную коробку с личными вещами, которые забрал с работы, и положил руку на греческий шлем, ощутив горячей ладонью холодок и приятную шероховатость металла. Дай мне сил, мысленно взмолился Лоример. Потом проанализировал свои чувства и удивился, до чего они лишены конкретности: только смутная досада, смутная тревога о будущем и, что любопытно, смутное облегчение.
На автоответчике было сообщение от Брэма Уайлза с просьбой перезвонить.
— Сегодняшние газеты видели? — сразу спросил Уайлз.
— Да. А вам они что-нибудь говорят?
— Среди инвесторов «Гейл-Арлекина» — компания «Рэй-Вон Ти-Эл», — у нее около пятнадцати процентов капитала. Она зарегистрирована в Панаме. Подозреваю, если бы мы выяснили, кто стоит за «Рэй-Вон Ти-Эл», то получили бы ответы еще на кое-какие вопросы.
Лоример терялся в догадках: Франсис Омэ? Дирк ван Меер? Он бы ничему не удивился. Пятнадцать процентов «Гейл-Арлекина» сегодня утром внезапно составили неплохую сумму — 57 миллионов фунтов. Отличный кусок пирога кто-то урвал! Но как могли эти огромные чужие прибыли сказаться на скромных судьбах Торквила Хивер-Джейна и Лоримера Блэка?
— А вы знали, что «Гейл-Арлекин» объявился на фондовой бирже всего четырнадцать месяцев назад? — спросил Уайлз.
— Нет, не знал. А это имеет какое-то значение?
— Думаю, да, а вам как кажется? Разгадку надо где-то здесь искать.
Уайлз высказал еще несколько возможных объяснений и предположений, но это были всего лишь догадки. Лоример попросил его продолжить расследование, чтобы побольше разузнать об этой «Рэй-Вон Ти-Эл»; по-видимому, это их единственная зацепка, пусть даже — напомнил ему Уайлз — все окажется совершенно законным: ведь у британских компаний множество офшорных инвесторов.
После этого телефонного разговора Лоример некоторое время продолжал усиленно размышлять, и его тревога возрастала. Он невольно вспоминал одно из любимых присловий Хогга: «На кильку ловим носорога», и впервые в жизни ему пришло в голову, что в этой фразе скрывается некий извращенный смысл. Он перефразировал ее, следуя классическим принципам Хогга: в трудную пору дурак полезнее мудреца.
Он отыскал в ящике черный галстук и повязал его — как нельзя лучше отвечает настроению. Выброшенный из привычного устойчивого состояния (надежная работа, четкие планы на будущее, постоянная подруга), он окунулся теперь в хаос шаткой неуверенности: ни работы, ни машины, ни подруги; он остался без средств к существованию, без отца, без любви и без сна… Далеко до идеального стечения обстоятельств, размышлял он, учитывая, что вдобавок ему предстоит отправиться на похороны в крематорий.
Он шел по Люпус-Крезнт, думая, не заморожен ли уже его банковский счет, и тут его подозвал Марлоб. Сегодня у него было запасено огромное множество лилий, и даже в прохладном зимнем воздухе их сладкий аромат почти что тошнотворен: у Лоримера защекотало в носу и защипало в горле. «Чертополох нам слаще и милей…»[31] Как там дальше? Лилии, нарциссы, тюльпаны, неизменные гвоздики. Лоример купил букет бледно-розовых тюльпанов.
— На похороны собрались? — весело осведомился Марлоб, тыча пальцем в его черный галстук.
— Да, у меня отец умер.
— Правда? Мои соболезнования. Его сожгут или закопают?
— Кремируют.
— Вот и я этого хочу. Пусть меня сожгут дотла, а пепел потом развеют.
— Над гвоздичными полями Зейдер-Зе?
— Как-как?
— Да нет, ничего.
— Кстати, об огне… — Марлоб наклонился, приблизив свое бледно-желтое лицо к лицу Лоримера. — Видали, что с «Шоппа-Савой» случилось? Все погорело. Теперь им впору это место с землей сровнять.
— Жалко. Хороший был супермаркет. — Как странно, подумал вдруг Лоример: пожар, огонь явно занимают значительное место в его жизни. Кто был богом огня? Прометей? Казалось, с недавних пор в его жизнь вторгся некий злокозненный Прометей, решивший продемонстрировать свое могущество во множестве изменчивых обличий.
— Что за сволочной злобный ветер, — уныло проворчал Марлоб, будто какой-то простонародный вещун, а потом неожиданно ухмыльнулся, обнажив ухоженные белые зубы: — Больше не будут торговать цветами, а? Ха-ха-ха! А? А?
Зашагав дальше по тротуару, Лоример принялся думать о пожаре: да нет, даже Марлоб не мог быть настолько безжалостным — взять и уничтожить целый супермаркет. Неужели такое возможно? Он громко вздохнул. Но потом подумал: уж теперь-то, после всех событий последних недель, его ничто не удивит. Все ожидания были обмануты, все карты смешаны, отныне его ум будет вечно терзаться сомнениями, готовясь к любому, самому немыслимому, повороту событий. Он вставил кредитную карточку в банкомат и удовлетворенно смотрел, как машина выплевывает стопку новеньких хрустящих бумажек.
31
(«Чертополох нам слаще и милей / Растленных роз, отравленных лилей») — последние строки 94-го сонета Шекспира;