Били по горе, но я присматривал и за окрестностями. Противник мог появиться отовсюду. И действительно, в самый разгар артиллерийской подготовки вдруг на горизонте запылил транспорт белых, потом, через несколько минут, показались змейки резервной пехоты. Пришлось подбросить снарядов и туда. Трехдюймовки с наших батарей сразу же переняли у меня обе эти цели, а я, освободившись, вернулся к цели номер один — продолжал месить своими двухпудовиками обратный скат горы.
Застигнутые врасплох, петлюровцы почти не отстреливались, так на дурачка, пошвыряли снаряды в ответ. Два или три раза с горы начинали бить пулеметы, но мы живо их угомонили.
Никифор подсунул мне трубку — вызывали меня.
— Ну как там? Ну что? — загремел в телефоне голос матроса. — Выкурили их? Или все еще сидят за горой?
— Навались, — кричу, — наддай жару! Не жалей рук!
— Выходят! — вдруг гаркнул Никифор. — Вот они, глядите!
— Где? — Я бросил трубку. — Да, да, выходят… Ух ты, сколько их!… Прямо стадом повалили. Постой-постой, куда же это они?… В сосняк бросились! Гляди, прямо на комбрига!
Я затаил дыхание, прислушиваясь.
— А-а-а-а! — донеслось оттуда.
— Есть, наши в штыки ударили! Ура-а-а!… — подхватили мы с Никифором в две глотки.
А через поле, наперерез наступавшим, несся уже наш эскадрон. Будто клубок покатился, все разматываясь, разматываясь… Блеснули шашки… Взмах справа, слева — пошла рубка!
— Знамя их срубили, знамя! — взвизгнул от восторга Никифор. — Глядите, раз-два — и нету желто-блакитной тряпки!
И вдруг меня с ног до головы окатило дымом. Я закашлялся и присел… Что такое?
Дым валил снизу от железной дороги.
Я сделал Никифору знак, чтобы молчал, а сам, нырнув в траву, осторожно пополз к обрыву. Глянул с обрыва вниз и обомлел. Башни, серые вагоны… Прямо передо мной стоял петлюровский бронепоезд. «Цель номер два… Как же это я прозевал?… Да ведь он сейчас на Жмеринку прорвется!» При этой мысли я даже похолодел весь.
В эту минуту в броневой стене вагона открылась потайная дверца. Я совсем припал к земле, чтобы как-нибудь не выдать себя… Чья-то нога в сапоге вытолкнула наружу веревочную лестницу, и по ней один за другим спустились два офицера в английских, табачного цвета, костюмах. Один сунул в рот трубку и подбоченился, прокаркав что-то на незнакомом языке. Другому подали через дверцу маузер и гранату, он отошел от вагона и…
Богуш!… Я чуть не вскрикнул от изумления. Приподнявшись на локтях, я посмотрел еще раз. Он, конечно он! Сытая, разъевшаяся рожа… Вот ты где, подлая душонка, вот ты как… Я осторожно, упершись лбом в землю, вытянул из кобуры наган.
Богуш что-то сказал англичанину и пошел крадучись осматривать путь за поворотом.
— Стой, бандит! — взревел я, вскочив на ноги, и выстрелил.
Он отпрянул назад и закрылся локтем.
— Куда, шкура, предатель! Жмеринку захотел?
Я стрелял, сгоряча не попадая.
Богуш вдруг оскалил зубы и, размахнувшись, метнул в меня гранату. Я успел отскочить за телеграфный столб, граната пролетела мимо и грохнула в стороне.
Что делать? Я, прячась за столбом, начал наводить наган, чтобы сразу выстрелить. Привстал на цыпочки и увидел фуражку Богуша: он стоит, не шелохнется, — видно, потерял меня. Я осторожно подвернул под ногу камень и стал целиться — прицелился в самую белую офицерскую кокарду. Плавно спустил курок… Осечка! Ах ты черт!… Я готов был разбить наган о столб. Начал взводить снова курок — и тут только увидел, что в барабане семь пустых гильз: все патроны выстрелены. Прихватив наган зубами, я стал шарить по карманам. «Хоть бы патрончик мне, хоть бы один только…» Ни патрона для нагана! Все ружейные.
А Богуш уже увидел меня и теперь стрелял размеренно, не торопясь, выпуская из своего маузера пулю за пулей. Пули щелкали в столб или со свистом пролетали мимо самых моих ушей.
Вдруг загремела и стала поворачиваться башня на бронепоезде. «Пушку на меня наводят!» Я припал к земле и быстро отполз к Никифору.
Никифор лежал в траве ни жив ни мертв.
Я рванул его за рукав:
— Бежим!
Он начал торопливо отключать аппарат.
— Стой, обожди! — Я оттолкнул его, схватил трубку: — Федорчук, эй, Федорчук!…
В это время с бронепоезда стегнул пулемет. Мы оба прижались к земле, и пули веером пошли поверху, не доставая нас. Ха-ха, ничего у них не выходит!
— Ослы, дурачье! — закричал я, чтобы подразнить английских наймитов. Ау, мы здесь, за откосом! Ай да башенный бронепоезд, двоих безоружных людей не взять!