Я спешил разобраться в испорченном прицеле.
Снаряды вокруг нас падали все реже и реже. Казалось, бой затихал. Но это только казалось.
Густой дым, окутавший нас во время канонады, начал рассеиваться, а наши костры догорали. Выдохся и Федор Федорович со своим сифоном…
Мы стояли под жерлами четырех наведенных на нас пушек, способных посылать сорок восемь снарядов в минуту. И Богуш выжидал только подходящего момента, чтобы снова обрушиться на нас всей силой своего артиллерийского огня.
Но пока завеса дыма все-таки укрывала «Гандзю» от противника, и я копался в прицеле.
Винты, стекла, рычажки… Черт, сколько же их! «Дистанционный барабан главная часть прицельного устройства», — вдруг припомнилась мне дословно одна из моих записей. Не доверяя памяти, я выхватил свободной рукой тетрадь из сумки.
Но не успел я отыскать нужную страницу, как весь вагон содрогнулся от накрывшего нас залпа. Тетрадка выпала у меня из рук…
Впереди в просветах поредевшего дыма, засверкали огоньки.
Богуш возобновил бой.
Решающие минуты…
Я ухватился за прицел. Где барабан? Вот он, так, на месте…
Стебель на месте… Защелка на месте…
Вихри дыма и горячие сквозняки от разрывов обдавали меня. Я отводил голову, чтобы не глядеть на происходящее, и все-таки видел перед собой, в дыму и пламени, нашу контрольную площадку, всю словно обглоданную, уже без углов и почти без помоста, голую, как скелет…
Стебель, защелка на месте!
Я нахлобучил фуражку на самые глаза и приник к мелким винтикам и стеклам.
Кто-то, охнув, грузно повалился за моей спиной. Кто-то стонал в вагоне — должно быть, тяжелораненый… Но я не оборачивался…
— Защелка на месте! Отводка на месте! — выкрикивал я сам себе, вцепившись в прицел всеми пальцами.
Отводка… Уровень продольный… Поперечный уровень тоже на мес… Нет! Поперечный не на месте!… Проклятый уровень, где твой пузырек! Где… твой… пу-зы-рек?!
Разжав пальцы, я отдернул руку от прицела.
— Малюга, Федорчук, сюда!
Я сгреб обоих за плечи и толкнул к орудию.
— Видите? Где пузырек, а? В стороне! Ушел в сторону!
Малюга так и оцепенел, взглянув на едва приметную трубочку с жидкостью.
Я изо всей силы встряхнул его:
— Видишь ты или ослеп?
— Вижу! — взревел Малюга, вырвавшись от меня. — Вижу! Старый я дурень! Прицел справный! Это… Да это сама орудия косо стоит!
— Ну да… Ну да… — забормотал Федорчук, озираясь. — У всего вагона крен. На правый борт… Сдала правая рессора…
Не теряя времени, Федорчук схватил топор и начал забивать под осевшее колесо орудия клинья-колобашки…
— Богуш!… — вдруг закричали бойцы. — Сюда идет!
Я быстро вскинул бинокль. «Да, приближается… Кончать нас идет…»
— Стой, собака, стой! Гаубица еще стреляет!
Я прыгнул к орудию. Глянул на уровень:
— Есть, пузырек уже на месте!
Дрожащими пальцами я подкручивал винты, стараясь поймать бронепоезд в центр пересечения нитей на стеклышке. Я чувствовал теплые ладони Малюги, помогавшего мне навести орудие. Но дым разрывов то и дело заслонял от меня приближавшийся бронепоезд.
Богуш бил на ходу из всех четырех орудий.
Я делал наводку по его головной башне.
— Трубу снесло на паровозе! — вдруг крикнул кто-то сзади меня, и в ту же минуту этот голос слился с другим:
— Башню разворотило у пулеметчиков!
У меня дрогнули руки, прицел сбился, и все заплясало перед глазами…
Собрав все силы, я снова подступил к орудию.
Нет, чувствую, сдаю… Не поймать мне Богуша в крестик нитей…
Я ухватился за колесо орудия, боясь упасть.
— Товарищи! — закричал я. — Помогайте! Песню!
— Песню! — эхом откликнулись бойцы в вагоне.
И затянули нестройно:
Славное море — священный Байкал…
Но в ту же минуту сквозь неуверенные голоса прорвался сипловатый, но твердый голос матроса и повел за собой хор:
Славное море — священный Байкал
Славный корабль., броневая…
Вот он, в крестике!
Я дернул за шнур. Выстрел. Пламя. Грохот…
И вдруг — полная тишина. Оборвалась пронзительная, терзающая нота боя.
Эхо песни покатилось через поля и замерло где-то в лесу…
Бойцы с минуту глядели друг на друга, ошеломленные наступившей тишиной, не соображая, что произошло.
И вдруг в погоревшей, разбитой снарядами траве, где-то совсем близко, щелкнул кузнечик. Щелкнул — и пустил трель. Эту трель подхватил другой, третий, и через минуту шумно, весело, на разные лады застрекотала вся степь.
Бойцы, словно вдруг пробудившись, толпой бросились к орудию, спеша заглянуть в чудесное стеклышко.