— Да никому. Мне передали, что он вчера поддал, остался в чем мать родила. Соседи видели.
— И чего теперь? Прикажешь грудью его кормить?
— Он, наверное, не отказался бы.
— А ты?
— Обо мне нечего и говорить…
Окружающие женщины относились к нему одинаково: исключение составляли его нынешняя жена и Надежда. Для них он не был секссимволом.
— Дальше–то что? — Люська чуть придвинулась.
— Ключи у него пропали. В курсе?
— Нет.
— Неизвестно, в чьи руки попадут. А в квартире есть, наверное, чем поживиться.
Люська сразу ухватила суть, как ухватил бы мент.
— Хорошо, что ты сказал.
Дружба с представителями правоохранительных структур всегда приносила свои плоды. Дальше разговор пошел деловой.
— Какие были у тебя ключи? Сложные?
— Думаешь, я разбираюсь? На смотри…
Ее ключи оказались в верхнем ящике стола.
— Вот!
Игумнов даже не стал их рассматривать.
" Заводские со знаком фирмы, как те, что Никола увел из 33–го… Другие такие же висели в передней на гвоздике. Это — третьи… Три пары — и все фирменные…»
Мысль неожиданно вильнула в сторону.
" Какие же у хозяина — у Джабарова?! Может были и четвертые фирменные?!»
— Советуешь сменить замки? — Люська ждала совета.
— Не надо. Достаточно поставить один дополнительный за
мок. На всякий случай…
— Ты прав!
Момент немедленно близости был упущен.
Люська взглянула на золотые часики на груди. Поднялась.Ее время было тоже строго расписано.
— Появишься еще?
— Ну! — Игумнов встал.
— Оставь телефон. Запиши вон на том календарике. Я, может, позвоню.
Настольный календарь был импортный. Дареный.
Игумнов написал:
" Бакланов»… — И телефон 7–го ГАИ.
— Это дежурный, он позовет.
На секунду она жарко прильнула к нему — все могло закончиться иным. Но время ушло.
— Ну, давай!
На улице было все также нешумно. Игумнов снова увидел атлета с его короткой трубкой. Заметив выходящего, тот демонстративно отвернулся, сделал несколько шагов вдоль тротуара.
Машину Игумнов нашел на том же месте, в переулке.
Кроме заместителя в ней находился еще Карпец. Младший инспектор наблюдал за входом в кафе из подъезда соседнего дома, оттуда и увидел своих.
— Мусы и Эдика нет?
— Не появлялись.
Цуканов сообщил новости:
— Я проверил версию насчет «залетного мокрушника». В Нерехте за кражу из универмага никто не разыскивается. За мокруху тоже. Николе в камере гнали туфту…
— А что насчет Николы?
— На фабрику приезжали двое, спрашивали насчет Анчиполовского…
— Менты?
— Они показали удостоверения… — Цуканов продолжил. — Один русый, с копной. Симпатичный…
— Волоков.
Все становилось на свои места.
— Итак… Его не знают в Управлении эксплуатации памятников… Игумнов свел вместе свои подозрения. — Потому, что он там никогда не работал!
Цуканов спросил чисто формально:
— Ты считаешь?! — Ему все уже достаточно обрыдло.
— Он только значился. Это документ прикрытия…
— До пенсии не дадут доработать!.. — Цуканова аж передернуло. Честно говорю! Только этого еще нам не хватало, Игумнов… Они действительно сотрудники спецслужб! Действующие или бывшие. Какая разница. Помнишь, Алкаш сказал Качану: «У него хитрая работа…»
— Заказник?
— А там все из конторы! Поэтому и иностранец–охотник. И связь с отделенем милиции… Менты или комитетчики. Или и те, и другие…
Сегодняшние противники могли запросто оказаться вчерашними коллегами. Опасность такая с каждым годом становилась все реальнее.
— Надя наведет справку в московском главке… — Ее сокурсница по Высшей школе милиции теперь работала на Петровке,38, в кадрах. — Потом решим…
Игумнов обернулся к младшему инспектору:
— Ты остаешься. Мы погнали. Звони!
Глава вторая.
ГОЛИЦЫН, ВОЛОКОВ
«Жигуль» снова вел Голицин.
Он не упустил случая сесть за руль. Банде могло понадобиться умение каждого водить машину.
— Тут направо…
Волок прокладывал маршрут.
Район был незнакомый — Серпуховской вал, Серпуховская застава. Старая схема успела устареть. На месте нанесенных на бумагу тупичков тянулся могоподъездный дом — длиннющий лежащий небоскреб.
— Врубаю вторую…
Голицын чувствовал себя в своей тарелке.
Пальцы в гоночных с вырезом перчатках словно впечатались в баранку. Рулевое управление, руки, плечевой пояс — затянутый в пуловер торс — все было одним целым вместе с послушной машиной.
" Главное — набить руку»