— К сожалению, нам никак не удалось подыскать себе замену на завтра… — Выпускники Университета Лумумбы, они говорили по–русски с едва заметным акцентом.
— Ничего, я одна прекрасно уеду!
Она действительно не нуждалась в них.
Днем вместе с Сократисом и Ниной они зашли в небольшой ювелирный магазин, поблизости от их дома, на Платия Элэфтэрияс — с неброской вывеской и с перламутрово–белой, похожей на рис, крупчаткой на витрине, нанизанной на нити и уложенной кольцами.
Здесь продавался самый крупный дорогой жемчуг.
— О, Нина! Сократис! — В магазине их уже ждали.
Романиди проверили отобранный заранее товар.
Авгурова отсчитала требуемую сумму.
Жемчуг упаковали в целофановые пакеты. Теперь они были с ней здесь, в аэропорту «Ларнака», в сумке…
Было начало марта, вечер выдался исключительно теплый.
Они еще посидели втроем за столиком в открытом кафе, на крыше здания аэропорта.
Красные черепичные крыши вдали напомнили Авгуровой Израиль. Как и смуглые кипрские школьники. Они садились в автобусы. В руках дети несли транспаранты.
Сократис объяснил:
— Школьники протестуют против турецкой оккупации острова… Но туркам это как дробь слону! Турция и Израиль — сейчас два главных мировых палача на Ближнем Востоке!
Новые друзья придерживались жесткой ориентации времен Московского фестиваля демокатической молодежи в Москве, на котором они познакомились. Теперь многое из того выглядело как анахронизм. В Союзе этого особо не придерживались.
Авгурова попыталась сменить разговор:
— И это не опасно для детей? Вот так… С плакатами!
— Вообще — то у нас спокойно. По крайней мере так было. Пока не открылся великий этот морской путь из Лимасоли в Хайфу… Ты уж нас извини!
Супруги неодобрительно относились к последним веяниям в регионе, к транзитникам из Союза в Израиль, к заигрыванию Комитета сторонниц антивоенного движения с сионистским государством.
Сократис заметил серьезно:
— Им дай палец, они всю руку отхватят! Я эту публику знаю. Поставили всех под ружье! Вы небось насмотрелись…
— Было…
Она сидела расслабленная. Ни о чем серьезном думать не хотелось. На израильских военных она действительно насмотрелась. И в Иерусалиме, и в Тель–Авиве…
В субботу они заполняли центральные улицы — солдаты, офицеры — все, до генерала, в одинаковой форме, все друг с другом на «ты» и по имени.
Горбоносый гид все об этом рассказал.
" Йоси …» — так мог обратиться солдат к генералу Иосифу Пеледу, которого из–за его фамилии русскоязычная печать называла не иначе, как Иосиф Сталин.
" Арик» — к легендарному Ариэлю Шарону.
Гид объяснял им все очень подробно.
Агурова не очень прислушивалась, но тем не менее что–то застряло.
— Эти солдаты, — напрягал своих слушательниц гид, — знают, против кого они воюют и что им грозит в случае поражения — поголовное истребление! Армия, не умеющая ходить строем, разрешающая солдату сдаться, разгласить военную тайну под угрозой смерти или насилия… — Он мотивировал: — Шифры сменят. Коды тоже. Если солдат останется жив, его обязательно вытащат из плена, обменяют одного к десяти, к ста, к тысяче…
Нину Романиди интересовало другое:
— Не перегибают ли у вас с гласностью? Иногда в ваших газетах такое пишут, что мы, коммунисты, тут просто не знаем, как объяснять людям… Она развела руками. — Вот сейчас! В докладе Горбачева опять — Узбекистан, Киргизия…Повальное взяточничество, коррупция в высших эшалонах партии…
Они атаковали ее вдвоем:
— Буржуазная пресса уже основательно погрела на этом руки. Как у вас там это не понимают?! Мы ведь тут живем этим. И работать приходится все труднее…
Сократис взглянул на часы. Их циферблат украшало цветное изображение Саддама Хусейна.
— Надо ехать. Думаю мы еще успеем сегодня послушать Москву. Трансляцию со съезда… Представляю, что сейчас творится в Москве! Заключительный день!
НИКОЛА
К приезду высокого начальства на вокзале все менты и приданные им силы уже стояли на ушах.
Никола торчал на втором этаже, в зале для транзитных пассажиров. Народу было не очень много. Столицу закрыли. В Москву ехали только по командировкам, по оказии. И те — кто как–то ухитрился взять билеты.
Транзитные без конца что–то жевали. Читали, слонялись по залу. Пялились в ящик. На экране поднятого к потолку телевизора передавали все ту же одну бесконечную канитель. Выступления, обращения, отклики…
Никола и головы не подымал.
" Неужели им еще не надоело, в натуре?!»