Закрыв глаза, Северин представил холодные серые глаза Тристана, с лучиками морщин, разбегавшимися в разные стороны, когда он улыбался. Ощутил теплую ладонь тети ФиФи, берущую его за подбородок.
Еще шаг, еще один шаг, говорил он себе, ставя ногу на следующую блестящую ступень.
Струны божественной лиры прижимались к его сердцу, и уже в третий раз за последние десять дней Северин услышал голос матери, взывавший к нему сквозь годы. Вдохнув воздух, он ощутил резкий, насыщенный аромат апельсиновой кожуры, которыми пахли волосы Кахины.
Рассказать тебе сказку, любимый? Рассказать тебе сказку об апельсиновых деревьях?
Северин убеждал себя, что это ему лишь кажется, но аромат апельсинов сделался еще сильнее.
Однажды один царь оказался на смертном одре… Ты же знаешь, так бывает, любовь моя. Смерть должна занять место за столом сказок, а она всегда садится за него первой. У царя был сын, и вместе со своим последним вздохом он подарил сыну золотой ключ, открывающий золотую дверь в дальнем конце прекрасного сада.
И взял с него обещание никогда не пользоваться ключом, что бы ни случилось.
Северин пошатнулся. Он ощутил прохладную руку матери, касавшуюся его локтя, подталкивавшую его вперед. Кахина часто соблазняла его сказками, выкладывая их перед ним, словно сокровища. За согласие принять ванну он получал половину сказки. Почистив зубы, он мог дослушать конец истории. За поцелуй на ночь она одаривала его короткими баснями.
Ну же, любимый, разве ты не хочешь узнать, что произошло?
Теперь же, похоже, за каждый следующий шаг он мог услышать по одному предложению.
И он шагнул вперед.
Принца переполняло любопытство. Ты ведь знаешь, что такое любопытство, не так ли, любовь моя? Но существуют вещи, которых тебе знать не стоит…
Он сделал еще один шаг.
Целый год сын держал обещание, данное отцу, а затем однажды взял золотой ключ, отправился к золотой двери в дальнем конце прекрасного сада… и открыл ее.
Северин споткнулся.
До него донесся едва слышный окрик Руслана за спиной, но он не обратил на него внимания.
И за дверью принц нашел чудесное апельсиновое дерево. Фрукты сияли, капельки сверкающей росы переливались на их кожуре, и принц ощутил ужасный голод. Он достал свой небольшой кинжал и разрезал фрукт, и когда кожура разломилась, на землю упало семечко, превратившееся в самую прекрасную женщину, которую он когда-либо видел. Ну же, любовь моя, еще один шаг.
– Не могу, – попытался сказать Северин, но его ноги продолжали двигаться.
Принц стал умолять красавицу стать его женой, и она согласилась, но когда он перенес ее на руках через порог за золотую дверь, она упала мертвой к его ногам, снова превратившись в семечко, из которого, спустя время, снова выросло апельсиновое дерево.
Снова и снова принц пытался повторить свой путь, а возможно, думал о других апельсиновых деревьях, из которых могли бы возродиться другие прекрасные женщины, но, к сожалению, ключ остался с другой стороны, и дверь больше никогда не открылась для него.
Северин остановился.
Всегда выбрасывай золотые ключи от золотых дверей, любимый. Такое знание не даст тебе покоя и всецело поглотит тебя. Оно завладеет твоей надеждой, захватит твое сердце, заберет остатки твоего воображения, пока, в конце концов, ты не станешь вместилищем ненасытного наваждения.
Северин нахмурился.
Не так должна была закончиться эта история, но прежде, чем он сумел возразить своей галлюцинации, он вдруг ощутил, как потная ладонь сжала его руку.
– Хватит, – прорычал Руслан.
Северин обернулся к нему.
– За несколько часов мы ни на шаг не сдвинулись с места, – сказал Руслан.
Северин собрал в кулак остатки воли, пытаясь сосредоточиться на словах. Взглянув на Руслана, он увидел, что вокруг его глаз залегли белые круги. Золотая часть его лица выглядела одутловатой. На лице Руслана промелькнула странная сморщенная улыбка.
– Думаешь, я не заметил, что ты делаешь?
– Я лишь пытаюсь дойти до вершины…
– Тогда почему мы совсем не двигаемся? – завизжал Руслан. – Взгляни на автоматонов! Мы давно должны были пройти мимо них.
Северин устало взглянул влево, где безмолвно застыл один из огромных автоматонов. Они так долго взбирались наверх, что уже не должны были видеть его ступни или Сотворенный пол, который когда-то напоминал ночное небо. Но они по-прежнему стояли на уровне бедер каменных статуй. Их бесстрастные лица взирали на них сверху, исполненные безразличия глаза и губы оставались прежними.