Выбрать главу

И в этот момент Лайла отвесила ему пощечину.

13. Лайла

В тот вечер Лайла уже не впервые разбивала сердце мужчине. Час назад Гипнос устроил настоящую истерику, прежде чем она покинула безопасное убежище матриарха.

– Я сказала, мне жаль, – произнесла Лайла, коснувшись дверной ручки. – При других обстоятельствах я бы непременно взяла тебя с собой.

Гипнос лежал, уткнувшись лицом в пол безопасного убежища матриарха. Несколько минут он не желал шевелиться. Энрике вздыхал, скрестив руки на груди, Зофья жевала спичку, с любопытством глядя на Гипноса.

– Похоже, горе оказалось настолько непосильным, что придавило его к земле? – спросила она.

– Это тяжесть несправедливости, – простонал Гипнос, уткнувшись в ковер. – Я почти пять лет ждал, что отправлюсь в маскарадный салон, а теперь из-за того, что повсюду шныряют ищейки Ордена, не могу этого сделать. Все вокруг хотят навредить мне, а я не знаю, почему.

– Да, это абсолютно неоправданная паранойя со стороны Ордена, – заметил Энрике. – Нет ничего ужасного в том, чтобы отправиться на Зимний Конклав, а затем оказаться парализованным на несколько часов, а после воскреснуть и спасаться бегством от психопата, который, увидев тебя, сразу поймет, что и остальные живы, и, скорее всего, убьет нас всех.

– Ладно, отлично, я все понимаю, – воскликнул Гипнос, переворачиваясь на спину. – Но не могу смириться с абсолютной несправедливостью происходящего.

Зофья осторожно тронула его руку носком туфли, слегка сдвинув ее с места.

– Смотри!

– Ты меня исцелила, – безучастно ответил Гипнос.

Лайла подавила смех.

– А я должна идти.

Серебристая полумаска в ее руке поблескивала в угасающем дневном свете. Впервые надев ее, она ощутила силу Творения разума, словно кто-то пробрался в ее мысли. Теперь она не просто знала, где находится салон, но твердо понимала, что следует делать: ей необходимо показать серебряную маску мастеру, и каждая маска, которую он изготовит, станет билетом на праздник.

Гипнос издал громкое хмыканье. Лайла протянула ему руку, и, издав еще один полный тоски стон, Гипнос ухватился за ее руку и встал.

– Прошу, выбери для меня маску, которая подчеркнет мои лучшие черты, – сказал он.

– Какие черты? – поинтересовалась Зофья. – Твое лицо будет скрыто.

Улыбка Гипноса сделалась озорной.

– Ах, ma chère, я польщен, но никто не станет спорить, что моя лучшая черта, на самом деле…

– Пожалуйста, не выбирай желтый цвет, – произнес Энрике погромче, перебивая Гипноса. – Он делает меня изможденным.

Гипнос выглядел оскорбленным. Лайла вскинула бровь, а затем взглянула на Зофью.

– А у тебя будут пожелания эстетического плана?

– Эстетика не имеет значения, – ответила Зофья. Энрике и Гипнос у нее за спиной скорчили оскорбленные мины.

– Важнее всего – польза, – сказала Зофья. – Нам нужно как-то спрятать инструменты.

– Какие инструменты? – В голосе Энрике прозвучала подозрительность.

– Полезные.

– Феникс…

– Хм?

– Ты ведь не думаешь о том, чтобы спрятать крупное взрывное устройство рядом с нашими лицами, правда? – спросил Энрике.

– Нет, – ответила Зофья.

– Отлично!

– Это совсем крошечное взрывное устройство. Не больше шести сантиметров.

– Нет, – в один голос отозвались Гипнос и Энрике. И Лайла сочла это знаком, что пора уходить.

ЧАС СПУСТЯ она наконец приняла решение.

Маскарадный салон оживленно бурлил, и Лайла вдруг ощутила острую тоску по Палэ де Ревс. Она скучала по запаху натертого воском пола бального зала, по кружению пылинок в лучах света огромных люстр, звонкому хрусту нитки жемчуга, крошащейся под каблучками ее туфель. Несколько недель назад она обещала своему стейдж-менеджеру, что Энигма вернется «как раз к Новому году». Но совершенно ясно, что этого не произойдет. Лайла задумалась, что тогда они подумали бы о ней? Что она погибла? Или просто исчезла? Другие танцоры часто поддразнивали ее, говоря, что она собирается сбежать с русским принцем.

Она надеялась, что они верили в то, что это ее судьба.

– Синьора? – обратился к ней Сотворенный мастер.

Лайла обернулась к рабочему столу, располагавшемуся справа, в дальнем углу от входа в помещение, напоминавшее огромный бальный зал, разделенный портьерами на несколько частей. Атмосфера в этой части зала казалась несколько мрачноватой. Здесь было довольно тихо, благодаря Сотворенной портьере, не пропускавшей посторонние звуки.