– И что это значит? – спросил Энрике.
– Это значит… что нам потребуется помощь, – ответил Северин.
– От кого? – спросил Энрике.
– Теперь можешь выходить, – тихо произнес Северин.
Чья-то фигура вышла из тени, и Зофья сразу узнала, кто это: длинные рыжие волосы, палец с шипом на мизинце. Ева Ефремова.
Когда Зофья встречалась раньше с Сотворенной художницей, Ева отличалась сдержанностью. Ее губы всегда были плотно сжаты, что говорило о недобром нраве. И она и не была добра с Лайлой, однако для этого существовала причина. Зофья вспомнила, как Лайла умоляла ее помочь им в Спящем Дворце, обещая Еве, что той больше не придется подчиняться Руслану, что они смогут защитить ее и ее отца, которого Руслан угрожал убить. Ева взглянула на Северина. Ее глаза казались огромными, и Зофья поняла, что она волновалась.
– Я… я здесь, чтобы помочь, – сказала Ева.
– Видел я твою помощь, – огрызнулся Энрике, коснувшись уха.
– Мы правда можем ей доверять? – спросил Гипнос.
Ева открыла рот, чтобы ответить, но Лайла перебила ее.
– Да, – сказала она.
– После всего, что она сделала? – удивился Энрике.
– Нельзя загнать дикого зверя в угол, а потом злиться на него за то, что он тебя укусил, – сказала Лайла. Ее голос звучал спокойно и невозмутимо. Зофья не могла понять, злится ли она. – Я помню информацию, считанную с вещей Евы.
Глаза Евы округлились, губы слегка приоткрылись. Это означало, что она потрясена ответом Лайлы. Но Зофью это не удивило. Она знала, что Лайла – добрейшей души человек.
– Я просто хочу начать все сначала, – призналась Ева. – Хочу… хочу стать свободной. – Ева вскинула голову, глядя им в глаза. – Я могу сделать так, что Руслана на время парализует и он не сможет выпрыгнуть из лодки.
– А взамен, – сказал Северин, обводя друзей взглядом, – я пообещал предоставить Еве жилье в Эдеме и защиту для нее и ее отца от Вавилонского Ордена.
– Да уж, замечательно, – проворчал Гипнос.
– И, вероятно, работу, – продолжил Северин.
Лайла слегка напряглась. Зофья заметила, что его взгляд задержался на Лайле. Эта манера поведения тоже была ей знакома. Рассказывая о своих планах в Эдеме, Северин всегда так же смотрел на Лайлу. Видя это снова, Зофья вспомнила обо всех их прошлых моделях поведения. Все это напоминало физику, изучение действующих механизмов и взаимодействие света. Лайла была опорной точкой, вокруг которой оказались сосредоточены все важные вещи в их группе. Северин был массой, весом, определяющим их направление. Энрике давал им глубину. Зофья, по крайней мере, она на это надеялась, несла свет. Она не знала точно, в чем заключался вклад Гипноса, но не могла представить их содружество без него. Возможно, именно это и делало его незаменимым.
– Тогда договорились, – сказал Северин.
Зофья подняла глаза. Она не слушала его.
– Нам необходимо действовать быстро, – сказала Ева, взглянув на лагуну. – Он уже в пути.
ЗОФЬЯ И ЭНРИКЕ СИДЕЛИ, прижавшись друг к другу, в одной из гондол, арендованных Евой, которые она разместила посреди лагуны. Гипнос ждал их на берегу, чтобы выиграть для них время, прежде чем кто-то явится выяснять причины неминуемого взрыва. Лодка слегка покачивалась на воде. Крошечное оптическое устройство, когда-то – часть корсета Лайлы, теперь торчало на носу лодки. Сквозь него Зофья могла наблюдать за гондолой Руслана в шести метрах от них. Северин на водном велосипеде медленно направлялся в сторону гондолы патриарха Падшего Дома. Как только Ева подаст сигнал, Зофья взорвет бомбу.
– А пока ждем, – сказал Энрике.
Хрустальный детонатор лежал на дне гондолы прямо перед Зофьей. По сигналу Евы она нажмет на кнопку, гондола разлетится на куски, и утром они смогут спокойно отправиться в Повелью. Возможно, завтра в это же время Лайла уже будет в безопасности. Эта мысль согревала Зофью.
– Зофья… прости меня, гм, за то, что произошло тогда, – сказал Энрике.
Его слова нарушили ее размышления. Обернувшись к нему, она нахмурилась. О чем это он?
– Мне кажется, я не был тебе хорошим другом.
Однако Зофья считала иначе, но Энрике не дал ей и слова сказать.
– Настоящие друзья не думают только о себе и интересуются теми, кто им дорог, – продолжал он. – А я не спросил, что ты чувствовала после нашего поцелуя, потому что думал, что тебе это неприятно. Но теперь мне кажется, это что-то другое. Но если дело все-таки в поцелуе, я прошу прощения и за это.
– Я не жалею, что мы поцеловались, – ответила Зофья.