А он сказал:
– Значит, твоя любовь – это миф и мираж, раз тебя такие мелочи волнуют.
– Ни хрена себе мелочи! Четыреста евро.
– Да отдам я тебе твои евро, – сказал Али. – Как только Аллах захочет, так я тебе их сразу и отдам. Запиши на мой счет.
В ответ на эту наглость Брунгильда смогла сказать только:
– Ты не в ресторане! – и всё.
Кажется, именно после этого разговора Али стал исчезать. Исчезнет и не появляется до вечера пятницы. В субботу опять исчезнет. Утром.
“Ну точно он террорист какой-нибудь”, – думала Брунгильда, и эта мысль страшно ее возбуждала, и она набрасывалась на Али, как только он появлялся, и мучила его подозрениями и ласками до седьмого пота.
Али же никуда не пропадал и не исчезал. Он, поняв, что в масштабах страны не тянет, решил провести диверсию в пределах одного отдельно взятого города Крайсбурга. И посмотреть, что из этого получится. Вот он и подыскивал в городе соучастников. Благодаря личным контактам и связям. Среди своих братьев по вере, видимо. А может, и русских подключил или алкоголиков из числа коренного населения. Кто его знает. Не пойман – не вор. И тем более не диверсант.
Нет, в конце-то концов его поймали, но он никого не выдал и все героически отрицал. Невзирая на то, что взяли его с прямыми уликами в руках.
А было это, значит, так. Город Крайсбург жил своей обычной городской жизнью. Транспорт ходил по расписанию, супермаркеты работали, больницы, кафе, музей и госучреждения – тоже. Работала, естественно, и почта. Работала как часы. Почта – это вообще последнее, что работает в Германии, как часы. И она перелопачивала горы самой всевозможной корреспонденции, доставляя ее по адресам в течение одного дня.
Но по следам почтальонов шли теперь люди Али с универсальными отмычками. Почтальоны клали письма в ящики, а алиевцы их оттуда в мгновение ока вынимали.
Хорошие отмычки им Herr Федя Мультик изготовил. Да и отчего бы он мог изготовить плохие отмычки? На одной шестой части суши Федиными отмычками весь цвет преступного мира пользуется и горя не знает. И когда Али объяснил, что отмычки должны любой немецкий ящик открывать, как родной, Федя сказал:
– Сделаем, раз ты что-то против немцев затеял. Потому что мне в
Германии нравится всё! Кроме немцев. – И сделал Али требуемые отмычки. Правда, скидку за оптовый заказ дать отказался.
Какое-то время, когда операция уже шла, жизнь в городе двигалась по инерции. А потом инерция иссякла и кончилась. Сначала несколько неимущих получателей социальной помощи, буквально четыре человека, обнаружили, что их нищенское пособие (о таком средний россиянин может только несбыточно мечтать. Прим. авт.) уменьшилось. Стали через переводчика звонить, а им говорят: “Мы вас вызывали письмом, чтобы временно работой обеспечить, а вы не явились. За это мы сняли двадцать процентов вашего пособия”. Те доказывают, что никаких писем никогда не получали, а им не верят. Потому что кто же поверит получателям социальной помощи! Которые к тому же не местные, а из-под Кишинева и Одессы.
Потом люди перестали являться в суды, платить за свет, телефон, телевизор и другие услуги, в том числе и коммунальные. Их письменно предупреждали о возможных санкциях и грозящей им материальной ответственности, но они никак на эти угрозы не реагировали.
Не приходили письма и в некоторые государственные учреждения. Как от граждан, так и от вышестоящих организаций. Не во все, но в некоторые не приходили. В те, у которых почтовые ящики снаружи висели. Потому как если они висели внутри, люди Али опасались их открывать. Внутри это было очень уж дерзко и чревато провалом всей диверсии.
Наконец, коллапс таки наступил на горло мирному городу. Горожане лично и персонально ринулись выяснять, почему они не получают счетов, почему к ним ни с того ни с сего приперся судебный исполнитель, почему молчит адвокат, страховая компания, больничная касса и администрация вице-канцлера. Таких “почему” у каждого горожанина накопилось выше крыши. Люди собирались толпами у кабинетов в органах власти. Органы, чуя опасность оранжевой или какой-либо другой революции, погружались в организационный ступор.
Полиция и бургомистр преступно бездействовали, потому что не знали, как действовать. Должностные инструкции на этот счет молчали. А без инструкций жить и работать в Германии невозможно.
Увидев, что цель диверсии достигнута, Али дал команду сообщникам:
– Всё. Временно ложимся на дно! – И они легли, правда, не временно, а постоянно. Навсегда, значит. И никто бы их никогда не вычислил и не обезвредил.