Сначала ему нужно было разобраться с организацией похорон, а затем попытаться заверить семью, что Карим скоро будет дома, предполагая, что мэр позаботился обо всем остальном.
Бруно вернулся к дому. Внутри горел весь свет, и он слышал женский плач. Войдя, он снял шляпу и увидел Мому, развалившегося на диване, рука мэра лежала у него на плече, но он встал, чтобы поприветствовать Бруно. Мому был дородным мужчиной, не таким крупным, как его сын, но с бочкообразной грудью и широкими плечами. У него были большие руки с толстыми запястьями, как у чернорабочего.
Одного его солидного вида было достаточно, чтобы поддерживать порядок среди учеников, но вскоре они из уважения притихли. Мому, по их словам, был хорошим учителем и делал его уроки математики интересными. Бруно слышал, что он заставил каждый класс подсчитать совокупный вес местной команды по регби, а затем всех жителей Сен-Дени, а затем всех людей во Франции, а затем и всего мира. У него был глубокий, сердечный голос, который всегда можно было услышать на матчах по регби в воскресенье днем, когда он подбадривал своего сына. Они соприкоснулись щеками, и Мому спросил о новостях. Бруно покачал головой.
«Я очень сожалею о твоей потере, Мому. Полиция не успокоится, пока мы не найдем того, кто это сделал, поверь мне», — сказал Бруно. Он пожал руку мэру и другим мужчинам в комнате, всем арабам, за исключением начальника Мому, Ролло, директора местной школы. Ролло поднял бутылку коньяка и предложил Бруно бокал, но тот огляделся, чтобы посмотреть, что пьют другие, и, как арабы, взял яблочный сок. Это был их дом, их время скорби, поэтому он будет соблюдать их правила. В любом случае, он был на службе.
«Я только что вернулся из коттеджа», — сказал он. «Мы все еще ждем детективов и судмедэкспертов из Периге. Больше ничего не произойдет, пока они не приедут и полицейский врач не опознает тело. Жандармы оцепили это место, но когда детективы закончат, я вынужден буду попросить вас подняться туда и хорошенько осмотреться, не заметили ли вы чего-нибудь пропавшего или украденного. Не было обнаружено никаких явных признаков кражи со взломом, за исключением пропавшей фотографии, но мы должны проверить. Когда полиция закончит, они отвезут тело в похоронное бюро, но мне нужно знать, что ты собираешься делать дальше, Мому. Я не знаю, есть ли у вас какие-то религиозные правила или особые обычаи».
«Мой отец давным-давно оставил религию», — торжественно сказал Мому. «Мы похороним его здесь, на городском кладбище, обычным способом, как только сможем. А как насчет Карима? Он все еще там, наверху?»
Бруно кивнул. «Не волнуйся. Это обычная процедура. Детективы должны поговорить с человеком, который обнаружил тело, но они, вероятно, не задержат его надолго. Я просто хотел прийти и выразить свои соболезнования здесь и узнать о похоронах, а потом сразу же вернусь туда и присмотрю за Каримом. У него был очень сильный шок».
Когда он перезвонил в коттедж Хамида, Бруно снова повздорил с Дюроком, который в перерывах между гневными телефонными звонками с требованием объяснить, почему Национальная полиция так долго не добирается туда, настоял на том, чтобы Карим остался на месте преступления. Это было практически все, что сделал жандарм. Бруно пришлось позвонить в Службу общественных работ и договориться о том, чтобы в коттедж, где было только основное электричество и не было наружного освещения, доставили портативный генератор и фонари. Он также договорился с местной пиццерией о доставке еды и напитков для жандармов, о чем Дюроку следовало подумать.
Плач из задней комнаты прекратился, и Бруно заметил, что жена Мому выглядывает из-за двери. Бруно всегда видел ее в западной одежде, но сегодня на голове у нее был черный шарф, который она прикрывала ртом, как вуаль. Возможно, это было ее траурное платье, подумал он.
«Что вы можете нам сказать?» Спросил Мому. «Все, что я знаю наверняка, это то, что старик был убит, но я все еще не могу в это поверить».
«Это все, что мы знаем на данном этапе, пока команда криминалистов не выполнит свою работу».
Бруно сказал.
«Это не то, что я слышал в пожарной части», — сказал Ахмед, один из водителей на общественных работах, который также вызвался стать пожарным. В небольшой местной пожарной части работали два профессионала, а остальные были местными добровольцами, такими как Ахмед, которых при необходимости вызывал вой старой сирены военных времен, которую они держали на крыше мэрии. А поскольку пожарные были также бригадой скорой медицинской помощи и первыми людьми, которых вызывали при любой внезапной смерти или кризисе, сохранить что-либо в тайне было невозможно. Волонтеры поговорили со своими женами, а жены поговорили друг с другом, и через несколько часов весь город узнал о пожарах, смертях или дорожно-транспортных происшествиях.