«Хорошо. Вы получите это. Что-нибудь еще?»
«Вероятно, вы могли бы получить военные и гражданские документы старика и представление к его Военному кресту быстрее, чем я передам их через жандармов. На данном этапе мы очень мало знаем о жертве, даже о том, владел ли он коттеджем или арендовал его, на что он жил, как получал пенсию и был ли у него врач.»
«Вы можете проверить гражданские записи завтра. Я позвоню в офис министра обороны — я немного знал ее, когда был в Париже, и в ее кабинете есть парень, который учился со мной в школе. К концу дня у меня будет дело Хамида. А теперь возвращайся в коттедж и оставайся там, пока не сможешь вернуть Карима его семье. Они начинают беспокоиться. Если возникнут проблемы, просто позвони мне на мобильный, даже если для этого придется меня разбудить».
Бруно ушел успокоенный, чувствуя себя примерно так же, как в армии, когда у него был хороший офицер, который знал, что делает, и доверял своим людям настолько, чтобы выявить в них лучшее. Это было редкое сочетание. Бруно признавался себе, хотя никогда бы не признался в этом ни одной живой душе, что Жерар Мангин оказал одно из самых важных влияний на его жизнь. Он разыскал Бруно по рекомендации старого товарища по оружию, участвовавшего в том отвратительном деле в Боснии.
Товарищ оказался сыном мэра. С тех пор сирота Бруно впервые в жизни почувствовал себя членом семьи, и только за это мэр был ему полностью предан. Он сел в свою машину и поехал обратно вверх по длинному холму к коттеджу Хамида, размышляя, какое искусство убеждения он мог бы применить, чтобы вырвать бедного Карима из-под опеки надоедливого капитана Дюрока.
ГЛАВА 8
Региональное управление Национальной полиции отправило в отставку своего нового главного детектива Жан-Жака Жалипо, неизбежно известного как Джей-Джей. Однажды Бруно уже работал с ним в дружеских отношениях, во время единственного ограбления банка в Сен-Дени. Джей-Джей все уладил и даже вернул часть денег банку, но это было два повышения назад.
Теперь у него была своя команда, включая первую молодую женщину-инспектора, с которой познакомился Бруно. На ней был темно-синий костюм и шелковый шарф на шее, а волосы у нее были самые короткие, какие он когда-либо видел у женщины. Она сидела перед недавно установленным компьютером в выставочном зале, в то время как вокруг них другие полицейские подключали телефоны, занимали рабочие столы, загружали другие компьютеры и копировальные аппараты и устанавливали на стене доску убийств. Вместо обычных нежных пиригорских пейзажей и акварелей местных художников в комнате теперь доминировала длинная белая доска с жуткими фотографиями места убийства, включая крупные планы связанных рук Хамида и вычищенной груди, на которой отчетливо виднелась свастика.
«Ладно, поехали. Галерея наших крайне правых негодяев. Я надеюсь, что ваши глаза в хорошей форме, потому что у нас есть для вас сотни снимков», — сказала молодой инспектор Перро, которая с деловитой улыбкой посоветовала ему называть ее Изабель. «Мы начнем с лидеров и известных активистов, а затем перейдем к фотографиям их демонстраций. Просто крикните, если узнаете кого-нибудь».
Бруно узнал первые три лица по телевизору, партийных лидеров на рекламных снимках. Затем он снова увидел одного из них на публичном митинге, стоящего на трибуне, чтобы обратиться к толпе. Затем появились случайные фотографии толпы: незнакомые люди, обычные французские мужчины и женщины, к которым обращаются партийные чиновники, каждая фотография идентифицирована по имени и должности должностного лица, включая председателей различных департаментов, секретарей и казначеев, региональных председателей, членов исполнительного комитета, известных активистов и местных советников. Они были старые и молодые, пухлые и тощие, привлекательные и коренастые — именно таких людей он видел на рынке или в толпе на матче по регби. На самом деле он знал одного крепкого на вид парня, который играл в регби за «Монпон», на другом конце департамента по дороге в Бордо.