«Возможно, нам здесь повезет», — сказала Изабель, распечатав фотографии и нацарапав имя Ричарда. «Отделение партии в Бержераке находится через два дома от банка, и там установлена камера наблюдения. Не спрашивайте меня, как, но каким-то образом RG раздобыла пленку и сделала несколько фотографий всех, кто входил и выходил во время кампании».
«Это законно?»
Она пожала плечами. «Кто знает? Это не те материалы, которые можно использовать в суде, но для расследования… что ж, так оно и есть. Если вы думаете, что в этом что-то есть, подождите, пока не увидите материалы РГ о коммунистах и левых — архивы, относящиеся к довоенным временам».
Renseignements GйraRaux были разведывательным подразделением французской полиции, входящим в состав Министерства внутренних дел, и собирали информацию об угрозах французскому государству, его порядку и процветанию с 1907 года. У них была внушительная, хотя и сомнительная репутация, и Бруно никогда раньше не сталкивался с их работой. Он был впечатлен, даже несмотря на то, что снимки людей, входящих и выходящих из офиса FN, были не очень хорошими. Это было слишком далеко, чтобы разглядеть все как следует, но он достаточно легко разглядел молодого Ричарда, который держался за руки с девушкой, когда они входили, и защищающе обнял ее за талию, когда они уходили.
Они просмотрели остальные фотографии Изабель, но Ричард Геллетро указал единственную четкую связь с Сен-Дени.
«Что вы можете рассказать мне об этом мальчике?» — спросила она, поворачиваясь на стуле и беря со стола блокнот.
«Он сын главного врача здешней клиники, и они живут в одном из больших домов на холме. Отец — столп общества, проработал здесь всю свою жизнь, а мать раньше была фармацевтом. Я думаю, ей до сих пор принадлежит половина большой аптеки рядом с супермаркетом. Девушка из Лалинде. В прошлом году она играла здесь в теннис, и я без труда узнаю ее имя в клубе.
Мальчик ходил в обычные школы здесь и только что закончил свой первый курс в лицее в Периге. Он остается там на неделю и приезжает домой на выходные.
Сейчас ему будет около семнадцати, обычный парень, хорошо играет в теннис, не особо увлекается регби. Его родители состоятельные, поэтому они могли бы покататься на лыжах. И, конечно же, он был на уроке математики с Мому — это учитель, который является сыном погибшего мужчины».
«Знание местных особенностей — замечательная вещь. Я не знаю, что бы мы делали без этого».
Изабель улыбнулась ему. «Спасибо, Бруно. Просто подожди здесь, а я пойду и скажу Джей-Джей Может, это и ничего особенного, просто совпадение, но пока это единственная зацепка, которая у нас есть».
Команда криминалистов все еще работала, и отчет об отпечатках пальцев еще не поступил, но предварительный отчет, который лежал на столе Изабель, был достаточно ясен. Хамида сильно ударили по лицу, вероятно, чтобы оглушить, а затем на некоторое время связали. Рубцы на его запястьях, где он пытался развязать грубую красную бечевку, которую используют фермеры, были явным признаком того, что он был жив и распутывал свои путы больше нескольких минут. Он был ранен глубоко в нижнюю часть живота длинным острым ножом, который затем подняли и перекинули поперек, «как при японском ритуальном самоубийстве», — говорится в отчете. Не было никаких признаков кляпа, и крики, скорее всего, исходили от жертвы, говорилось в отчете. В его глазах и редеющих волосах были обнаружены следы красного вина, как будто кто-то плеснул ему в лицо бокалом с вином. Время смерти было установлено между полуднем и двумя часами дня, скорее всего, около часу дня. Судя по всему, свастика была выбита на его груди посмертно. Бруно испытал некоторое облегчение от этого.
Признаков кражи обнаружено не было. Бумажник Хамида был найден в заднем кармане его брюк. В нем было сорок евро, удостоверение личности, газетная фотография, на которой он сам стоит на параде у Триумфальной арки в Париже, и еще одна фотография Карима, забивающего гол в матче по регби. Если не считать нескольких старых счетов и почтовых марок, это было все. В ящике стола лежала чековая книжка от CrйDit Agricole с несколькими пенсионными квитанциями и несколько ранее нераспечатанных писем из банка, в основном с вкладами от военной пенсии. У старика в банке было более 20 000 евро.