По мере того, как вечер подходил к концу, Бруно чувствовал себя обязанным произнести небольшой тост за каждого из своих гостей. Наконец, ближе к рассвету, когда вино и дружеское общение одолели его, он заснул, положив голову на один из столов на козлах. Друзья, которые выдержали курс, отнесли его в дом, сняли с него обувь, уложили на большую новую кровать, которую соорудил Рене, и накрыли одеялом» сшитым женами помпье.
Но у Бруно был еще один дар. Он мирно спал, свернувшись калачиком, на расстеленной старой газете, и, когда Бруно поднялся с больной головой, он проснулся и подошел лизнуть ему ноги, а затем вскарабкался к нему на колени, чтобы зарыться в тепло и смотреть на своего нового хозяина умными и обожающими глазами. Это был подарок мэра — бассет-хаунд из помета его собственной знаменитой охотничьей собаки, и Бруно решил назвать его Гитане, или цыган. Но к концу дня, когда Бруно уже пришел в восторг от длинных бархатных ушей своего щенка, огромных лап и соблазнительных повадок, его сократили до Джиджи. Для Бруно это был самый запоминающийся вечер в его жизни — его официальное крещение в братстве коммуны Сен-Дени.
Одетый в шорты и сандалии, Бруно подкармливал свои молодые помидоры, когда услышал шум подъезжающей машины, и в поле зрения появился один из участников празднования той первой счастливой ночи. Но в голосе доктора Геллетро не было радости, когда он выбрался из старого «Мерседеса», похлопал по плечу приветливую Джиджи и неуклюже зашагал по дорожке к террасе. Бруно сполоснул руки под садовым краном и пошел приветствовать своего неожиданного гостя.
«Я звонил вам домой ранее, но там никого не было», — сказал ему Бруно.
«Да, спасибо, Бруно. Я нашел твою записку на двери. Мы были в Периге с адвокатом, а затем в полицейском участке», — сказал врач, который наложил пластырь на сломанные ребра Бруно после игры в регби, лечил его от гриппа и подписал ежегодную справку о состоянии здоровья, бегло оглядев здоровое тело полицейского. У Геллетро был избыточный вес и слишком красное лицо, чтобы чувствовать себя комфортно, человек, который игнорировал здравые советы, которые он давал своим пациентам. С его седыми волосами и густыми усами он выглядел почти слишком старым, чтобы иметь сына-подростка, но у него была дочь еще младше.
«Есть новости?» Спросил Бруно.
«Нет, этот чертов дурачок задержан по обвинению в торговле наркотиками, которое, по словам адвоката, может быть необоснованным, поскольку он был под — э — э… арестом, когда прибыла полиция».
Доктор был заметно смущен, и Бруно с трудом удержался от искушения ухмыльнуться.
«Но их интересует именно убийство», — сказал Геллетро.
«Я не могу говорить об этом, доктор, только не с вами», — сказал Бруно, когда Джиджи подошла и потерлась носом о его ногу. Автоматически он наклонился, чтобы почесать собаку за ушами.
«Да, да, я понимаю это. Я просто хотел, чтобы вы знали, что я твердо, безоговорочно верю в его невиновность в этом преступлении. Он мой сын, и я обязан это сказать, но я верю в это всем сердцем и душой. В мальчике нет жестокости, Бруно, ты это знаешь. Ты знаешь его достаточно долго».
Бруно кивнул. Он знал юного Ричарда с тех пор, как тот был чуть старше малыша, научил его держать теннисную ракетку, а затем подавать и отбивать мяч топспином. Ричард был скорее осторожным игроком, чем агрессивным, и если Бруно хоть немного разбирался в человеческой натуре, он сомневался, что в парне было что-то от убийцы. Но кто знал, на что способны люди под влиянием наркотиков, страсти или политического пыла? «Вы видели Ричарда?»
«Нам дали побеседовать с ним десять минут, только нам и нашему адвокату. Мэр порекомендовал нам какого-то смышленого молодого человека по имени Дюмеснье из Периге, и мы наняли его. Очевидно, они даже не должны были разрешать нам видеться с ним, но адвокат все уладил. Они позволили нам выдать ему смену одежды, после того как обыскали каждый шов», — тяжело произнес он. «Он напуган, пристыжен и сбит с толку. Можете себе представить. Но он говорит, что ничего не знает об убийстве. И продолжает спрашивать об этой чертовой Жаклин. Он без ума от нее».