— А ну-ка, братец, живее! — крикнул он ползущему впереди солдату.
— За смертью спешить? — обернув к нему черное от грязи лицо, спросил солдат.
Когда они подобрались к упавшему офицеру, он еще дышал и даже ругался, на губах его булькали розовые пузырьки.
Игорь наклонился над ним. Это и точно был Кляузен.
— Куда ранены? — спросил Смолич.
Кляузен открыл сощуренные от боли и света глаза, узнал Игоря и даже не удивился. Он произнес надсадным, клокочущим голосом:
— А все-таки... скоты! А? Какие люди пойдут на такое...
Он часто задышал и, открыв широко рот, матерно выругался с каким-то отчаянным торжеством.
— Куда ранены? — повторил Игорь, заглушая в себе неприязнь, и попытался повернуть барона на бок.
Солдат уже подсунул под него жердь и кушаком привязывал офицера к ней.
— Не-ет... не спорьте...— уже с видимым трудом выдавил из себя Кляузен,— скоты... опреде... ленно! И я скот... и вы ско...— Он поперхнулся, кровь хлынула у него из горла, тело дрогнуло, он завалился на бок вместе с жердью. Рыжая вода у лица стала красной, он уткнулся в трясину носом и замер.
— Ишь ты... злой какой!..— произнес солдат, точно бы с удивлением.— Лют он был до ужасти с нашим братом,— пояснил он, глянув на Игоря,— ну да все равно — умер...
В этих словах солдата Игорь не услышал ни сожаления, ни радости и подивился тому, что и он сам тоже остался равнодушен.
Через полчаса Смоличу удалось наконец разыскать офицера, ведущего атаку, передать ему приказ Дидерикса и обещать наладить связь с артиллерией. К этому времени почти треть полка уже выбыла из строя убитыми и ранеными, остальные же солдаты без приказания, по собственному почину, залегли, потому что недостало сил.
XXIX
Легко было обещать наладить связь с артиллерией, но выполнить это обещание оказалось неимоверно трудно.
Игорь пошел в сопровождении вестового, данного ему полковником. Парень оказался расторопным, умеющим распознавать нужные и удобные тропы, но и с ним поиски батарей затянулись до шести часов вечера. Когда они наконец пришли в указанное место, то застали там всего лишь два подбитых орудия, расщепленные зарядные ящики, трупы лошадей и глубокие воронки, наполненные просочившейся из-под почвы водой, окрашенной кровью. Дальше Игорь с провожатым пошли по следу и наконец добрались до батареи, хорошо замаскированной между зарослей олешника, на сухой песчаной площадке.
Батарейцы оказались не принадлежащими к 1-й гвардейской дивизии. Это были армейские артиллеристы из дивизиона Звездинского.
— Разве мы в расположении восьмой армии? — недоуменно спросил Игорь.
Артиллеристы не сумели ответить на этот вопрос. Их перевели сюда несколько часов тому назад спешным порядком.
— Поручик Линевский сейчас вместе с прапорщиком Крутовским на наблюдательном пункте, они все разъяснят вашему благородию в точности. А гвардейская первая батарея неподалеку отсюда, маленько влево,— обаятельно промолвил молодой безусый подпоручик, командир взвода.— Сейчас я вам дам провожатого и предупрежу по телефону о вашем прибытии.
Игорь так устал, что пускаться в поиски 1-й гвардейской батареи был уже не в силах, да к тому же его манила встреча с Линевским, и он согласился отправиться на наблюдательный.
В ту же минуту позвонили с наблюдательного. Орудийная прислуга засуетилась, молоденький подпоручик радостно заулыбался, взмахнул рукой и крикнул звонким голосом:
— Полубатарея, огонь!
Раздался грохот нескольких орудий, и тотчас же залп повторился где-то неподалеку. Это была 2-я полубатарея. Артиллерийский бой разразился бойко и слаженно, так, по крайней мере, показалось это приободрившемуся Игорю, углубившемуся вместе со своим спутником в глухую чащу.
Поздно вечером Смолич сидел с Линевским и Крутовским у костра, неподалеку от наблюдательного. Артиллерийский огонь затих. Затихла и пулеметная трескотня, замолк и человеческий гул, и топот проскакавшей где-то стороною кавалерии. По всем видимостям, атака кончилась, и кончилась нашим успехом.
Линевский, радостно встретивший Игоря, кратко рассказал, как случилось, что их батарея оказалась на участке соседней правофланговой Особой армии. Батарея была выслана по директиве прибывшего в 8-ю армию Брусилова. Алексей Алексеевич уже знал о неурядице, творившейся в связи с провалом наступления на Рай-место, знал, что Безобразов ничего не выполнил из предписаний штаба по подготовке наступления. К счастью для преображенцев, Брусилов вовремя успел предупредить их полный разгром, двинув артиллерийский дивизион Звездинского во фланг оборонительной линии противника, расположенной против 1-го гвардейского корпуса. Телефонная связь была восстановлена по всем линиям, фланговый огонь противника парализован, 30-й корпус Зайончковского приведен в действие совместно с частями 1-го гвардейского и армейского корпусов.
— Говорят, что Брусилов так пушил Зайончковского, что у того из глаз искры сыпались. А они ведь, рассказывают, в частной жизни приятели,— восхищенно вскрикивал Линевский.— Вот что значит настоящий человек! Не то что этот тупица Безобразов! Вы знаете, что о нем здесь говорят? Что он нарочно пустил преображенцев, ничем не обеспечив атаку, в пику и со зла на Брусилова, который приказал ему наступать с фронта Рудка — Миринская, а не на Озеряны, как того хотелось этой жабе!
— Да-да,— обрадовался Игорь, — совершенно верно, Безобразов действительно похож на жабу. И конечно, все это безобразие он проделал нарочно. Ему наплевать на солдат!
Крутовской, в свою очередь, сообщил Игорю, что первой волне преображенцев, докатившейся сегодня утром до бетонированной оборонительной линии немцев, так и не удалось вернуться в исходное положение. Она вся растаяла под перекрестным огнем противника, и только вторая атака, поддержанная артиллерией, ударившей с фланга и заставившей замолчать немецкие батареи, закончилась, по полученным сведениям, блестяще. Оборонительная линия противника взломана...
— Какие люди! Какие люди! — задумчиво закончил Крутовской, потеребливая всей пятерней свою бороду, кое-где уже тронутую сединой.— Диву даешься, откуда эта сила. И ради чего, по правде говоря?..
Заря погасла, но все еще красные полосы бороздили чело неба. Облака высоко застыли разметанной стаей. Точно кто-то взял большую метлу и стал подметать ею небосвод, да так и бросил, не закончив своего дела. Сильно пахло нахтфиолью, порывами тянуло откуда-то запахом трупа. Лягушки завели свои самозабвенные хоры, зазвенели комары. Тетерева тяжко перелетали по-над зарослью на ночлег с жировки.
Голоса войны примолкли, тишина овладела окрестностью.
— Ну, вы на своей батарее — я еще понимаю,— заговорил Игорь, точно бы продолжая вслух свою мысль.— Вы чувствовали необходимость быть с народом, вы — идейный человек, у вас какие-то свои к себе требования... Ну я... и много таких, как я, молодых офицеров, пошли, веря, что наш долг защищать престол и отечество, и мы твердо знали, что это наш престол и наше отечество... в нас осталась военная инерция, это наше дело, notre metier (наше ремесло (фр).), как говорят французы... Для этого мы воспитаны, выучены, вымуштрованы на казенный счет. Мы на своем берегу. Наши жертвы понятны.
Игорь тотчас же вспомнил Ожередова, тщетно ищущего свой берег... увидел его на поле боя, как он крушил врагов, видел его раненым... и что-то глубоко царапнуло сердце. Этот едва знакомый солдат куда ближе, роднее чувствовался, чем бывший однополчанин, офицер Кляузен, хотя оба они — и солдат и офицер — убиты за одно дело, на одном ратном поле, сражаясь против одного и того же врага... Но как несоизмеримы их поступки, их храбрость... Да полно! За одно ли дело они боролись и пали?..
— Конечно,— ответил Крутовской,— мы на своем берегу, но не все мы считаем, что берег этот таков, каким он должен быть... иным он стал горше полыни и пропади он пропадом!.. А мужики, а рабочие, которые составляют костяк нашей армии... Их-то за что заставлять класть свои головы?