Когда все закончилось, мы отошли к барной стойке, являвшей пример аскетизма. Подавали там только воду с лимоном, больше ничего.
— Слушай, почему они все время падают? — спросил я. — Такая плохая обувь? А если такая плохая, зачем ее вообще показывают?
— Ничего не плохая. Ну или не вся. Просто не по размеру.
— А почему нельзя прийти в своем? Прошли бы в кроссовках.
За нашей спиной кто-то захихикал.
— Кира, твой бойфренд мечтает перевернуть индустрию!
К нам подошла симпатичная блондинка ростом с Эйфелеву башню.
— Он первый раз на показе, — заступилась за меня Кира.
— Нет, ну правда, — настаивал я. — Я понимаю концепцию и все такое, когда надо выйти в странных туфлях. Но не по размеру-то они почему? Ну, допустим, не успели произвести, так на принтере можно напечатать.
— Обувь никто на принтере не печатает. Ну и к тому же никогда не знаешь, какие ноги у моделей, — дружелюбно объяснила блондинка. — Это мы по размеру одежды калиброванные, а по ногам совсем нет. Ну и к тому же, если обувь даже впору, но колодка незнакомая, все равно неудобно. И неустойчиво.
На этом она оставила нас и смешалась с толпой. Мы еще немного потолкались у бара и поехали домой. Очень странное, на мой вкус, оказалось мероприятие. Зачем мы так далеко ехали? Настолка с пиццей была веселее.
Когда мы вышли на Кириной станции, она вздохнула и призналась:
— Я тоже когда-то участвовала в таких показах, когда была студенткой. Не такого уровня, конечно, но все-таки.
— А, — понял я. — Фантомные боли.
— Сам ты фантомные боли, — разозлилась Кира. — Всё, езжай домой в свое общежитие и сиди там, ничего ты не понимаешь ни в моде, ни в красоте.
«Ну и ладно, — подумал я. — Не очень-то и хотелось».
— Ну пока тогда, — попрощался я. — Дойдешь сама?
— Да уж найду дорогу, — развернулась она и исчезла.
Вот и поговорили. Не пойду больше ни на какой модный показ. Да и вообще никуда не пойду, окопаюсь в лабе навсегда.
Глава 25
В воскресенье делать мне было нечего, инкубатор был закрыт весь целиком, и я пошел кормить белок. Пусть хоть у кого-то будет праздник. Купил им фундука в скорлупе, чтобы они могли его попрятать на зиму. Но вчера я сделал ошибку и насыпал орехов под дерево, от чего над ореховой кучей подрались две белки, а третья, которая попыталась под шумок натащить орехов себе, тут же огребла от этих двух. Меховой клубок катался у меня под ногами, вместо того, чтобы упорядоченно жрать и делать запасы. Чтоб такого больше не было, я теперь выдавал им строго по одному ореху, несмотря на возмущенное стрекотание, и устроил ротационную очередь. Было не так уж холодно, а скамейка успела высохнуть после позавчерашнего дождя. Спешить было некуда.
— Летели два крокодила, один зеленый, второй — на Север, — задумчиво проговорил Швед за моей спиной.
Я повернулся к нему.
— Я что ли крокодил?
— Это я что ли на Севере, — заявил Швед и сел на скамейку рядом со мной. — Отсыпь мне орехов, ты не справляешься.
— Так и задумано. Чтоб не дрались.
— Я понял. Видел вчера твой замес. Отсыпь, устроим вторую очередь.
Вдвоем мы быстро раздали мой мешок, белки потеряли к нам интерес и разбежались. Раз у вас ничего нет, то и делать нечего.
— Слушай, я вот думаю, надо как-то назвать нашу группу. Глупо присваивать ей номер, только запутаемся, — предложил Швед.
— Есть мысли?
— Да. Трилобит рефакторинг. Что думаешь?
— Почему «трилобит»?
— Ха! По рефакторингу, я так понимаю, вопросов нет.
— Ну да. Рефакторинг — хорошее дело. Одобряю. Так почему трилобит? Они вроде маленькие и вымерли.
— Во! Потому что маленькие — это да, но, главное, потому что растут в тысячу раз. Ну и еще потому что в каком-то смысле возвращаемся к корням.
— Ого! Не знал. Тогда нормально. А все участники тоже будут трилобитами? Я согласен. И расти в тысячу раз тоже. Когда списки-то будут?