– Люди приедут новые, иностранцы, настоящему английскому подучимся!
– Язык, действительно… хорошо. Особенно ребятне. Ты как, Санька, хочешь на настоящем английском говорить?
– Отчего не поговорить, – ответил Санька. Какие-то они сегодня странные, родители. Взбудораженные, восторженные, но восторг немножко поддельный, химический, вроде чая, который привезла мама из области ещё прошлым летом. «Серый Граф» назывался чаёк по-английски.
– А ты, Корнейка, как насчет английского?
– Подучиться никогда нелишне. А что, дядя Егор, англичане будут завод строить?
– Англичане? Точно не знаю. Француз точно есть, Мишель де Рю. Да все равно, сейчас все на английском говорят, и шведы, и французы, и друг степей калмык.
– А он, Мишель, с вами тоже… по-английски?
– Нет, зачем? Он и по нашему умеет, смешно, правда: «дорогой русськая други». Вообще-то говорил больше Серафимов, главный менеджер, из Чирков.
– Крепкий хозяйственник – вставила мама.
– Не отнимешь. Рассказал, как в Чирках дело идет. Хорошо идёт, есть чем хвалиться. Зарплату регулярно платят, и какую зарплату!
– Положим, деньги далеко не все, но есть и перспектива! – опять вставила мама.
– Есть, – не стал спорить отец. – И перспектива, и работа, и зарплата. Выбор простой – либо катиться назад, к сохе, либо присоединиться к современному миру.
– Ты, пап, прямо как депутат заговорил.
– Депутат, он порой и дельное сказать может. Ну ладно, молодёжь, вам уже спать давно пора.
Постелили им под навесом, во дворе. И жарко, лето все ж, да и собака рядом будет, пусть.
Потихоньку вокруг стало тихо.
– Знаешь, Корнейка, иногда здесь, бывает, город слышно.
– Город?
– Район. Рамонь. Поезд, автомобили, иногда даже бой курантов. В Рамони куранты есть, ещё с дореволюционного времени. По прямой до Рамони тридцать верст будет. Дорогой, конечно, больше
Свет в дома погас. Не у них одних, во всей Норушке. Отключили таки. Зато звезды будут виднее. Санька глянул из-под навеса.
С юга, со стороны Чирков, наползала хмарь, небо перекосилось, тяжесть пригибала один край к земле, а другой взлетал все выше и выше.
Они долго лежали в тишине. Наверное, Корнейка уснул. День длинный, а он ещё ехал.
Вдруг издалека долетел звук. Нет, не паровозный гудок, скорее, вой. Волчий? Говорят, с Украины прибегают. Или собаки?
Джой зарычал – низко, зло.
Вой повторился.
– Слышишь? – на всякий случай прошептал Санька.
– Слышу, – ответил Корнейка.
– Собаки? – неуверенно спросил Санька.
– Нет.
– А кто?
Корнейка немного помолчал, потом ответил нехотя.
– Это вурдалаки. Но они далеко…
Сколь потом Санька не вслушивался в беспроглядную тьму, ничего больше не выслушал.
4
Петухи кричали звонко, солнце светило ярко, хмарь исчезла, и с нею исчезли ночные страхи. Пошутил Корнейка. Какие могут быть вурдалаки, когда кругом день?
Санька умылся. Вода в умывальнике за ночь посвежела, что роса. Через неё бодрость в организме просыпается, руки-ноги сами движения ищут.
Корнейка встал раньше и делал зарядку. Обыкновенная зарядка, ноги на ширину плеч, руки в стороны, наклоны, развороты, прыжки, приседания. Он и сам такую делал месяца три, потом надоело. Если бы особенную, японскую или китайскую, тогда…
Корнейка подошел к перекладине, отец в прошлом году поставил, но занимался ещё меньше, чем Санька. Некогда. Да и ни к чему. Это для бухгалтеров необходимо, для библиотекарей, рабочий человек за день и наприседается, и напрыгается, и набегается. И ещё молодому организму полезно. Санька не возражал, полезно. Нужно возобновить.
Пока Корнейка подтягивался, Санька приседал. Корнейка раз, и он раз. Поровну. Ничья со счетом пятнадцать – сорок. Терпимо. В Чирках парень есть, Витька Лисауков, тот пятьдесят раз подтянуться может. Очень сильный.
Всё, хватит. Завтра он чуть раньше проснется, и будет заряжаться наравне с Корнейкой. Или почти наравне. Постепенность нужна в нагрузке, в книжечке написано, «Физическая культура для всех».
После того, как выпили по стакану молока (парного, мама с соседкой договорилась, своей коровы у них не было), подошёл и Пирог.
– Мам, мы в Буденовский лес пойдем, – предупредил Санька.
– К обеду возвращайтесь!
Поблизости от деревни было два леса – Буденовский и Ракитный. Ракитный не потому, что там ракиты росли, просто когда-то он барину принадлежал, генералу Ракитному. А Буденовский прежде, до Буденного, звался Шишовским. Вчера они не решили, в какой лес идти, и Буденовский выговорился сам собою.