– Очень это непросто – обходить нравственный императив. Дорого. Теряешь куда больше, чем получаешь. Был маг, да весь вышел, остался колдунишка-хвастунишка.
– Интересно, это теперь чье? Дом, оружие, книги? Кому принадлежат? – Пирога интересовали вещи практические. И то – одно ружье дорогого стоит, а их здесь дюжины. Взять бы да пострелять… Хотя бы по мишеням.
– Государству, наверное, – сказал Санька.
– А нам тогда четверть, как нашедшим, – Пирог огляделся. – Тут и четверть такая, что мало не покажется.
– Ох, сомневаюсь я, что нам достанется от государства четверть. Помнишь, в позапрошлом году Сидорчук случайно клад выкопал в Каменной степи? Золота чуть не пуд. Старинного. Тому свидетели были, пришлось отдать государству, иначе, говорит, зарезали бы просто. Так до сих пор ни копейки не получил.
– Зато не зарезали, – Пирог, похоже, уже воображал себя лордом Рокстоном, и посадка головы стала горделивей, и взгляд орлиный, и голос мужественнее, суровей.
– Спор ваш, друзья мои, беспредметен. Во-первых, государственному чиновнику сюда никак не попасть. А во-вторых, нет никаких свидетельств того, что домик бесхозен, напротив, порядок, что мы видим, указывает на то, что магическое поле получает постоянную подпитку, и, следовательно, Путешественник жив.
– Сто лет? Люди столько не живут! – убежденно сказал Пирог. Сказал и вздрогнул:– получается, хозяин дома нелюдь, вурдалак?
– Если не мешать, живут. Живут и дольше. А если Путешественник угодил в кокон Чёрного Богомола, он может прожить и десять тысяч лет. Хотя какая это жизнь…
Ни Санька, ни Пирог уточнять, что за зверь такой Чёрный Богомол, не стали. Лучше не знать. Спокойнее.
– Получается, мы незваные гости?
– Мы, брат Александр, путники в дремучем лесу. Неподалеку кто-то воет тоскливо, красные огоньки вспыхивают то там, то сям в ночной мгле, а вдалеке слышится неясный шум, будто деревья падают одно за другим под напором тупой, неумолимой силы, и вы точно знаете, что сила эта по вашу душу. И вдруг перед вами охотничья заимка. Хозяин отлучился, но он помнит о нуждающихся в крове, и потому ключ кладет под крылечко. От путников, само собой подразумевается, пакостей не ждут.
– А ну как придут – пакостники? У нас один городской домик купил, под дачу, за зиму даже гвозди из стен повыдергивали, все растащили.
– Друг Петр, пакостникам ключ в руки не дастся. Да и этот, – Корнейка показал на шкафовидного страхозавра, – тут не только для красоты стоит.
– Ты думаешь…
– У него язык, что у хамелеона. Как муху проглотит.
– Она что, живая – голова?
– Тут, друг мой, все головы живые. Иначе в прошлом охотиться и нельзя, Эффект Брэдбэри не позволяет убивать. А поместить темпоральную копию – самое милое дело. Поместить, а на досуге и укротить.
– Ути-ути-ути – дурашливо поманил Пирог страхозавра.
Джой зарычал, шагнул вперед.
– Знаешь, с этой добычей лучше не шутить, – Санька поежился. – Мне показалось, будто зрачок у него дрогнул, у хамелеончика. Сейчас пасть-то и раскроет…
– Темпоральный барьер так запросто не раскрывается, а там кто знает, – то ли ободрил, то ли предостерег Корнейка.
Они отошли подальше, к центру зала.
Вверху на цепях висела люстра. Что за люстра – в Большой театр годится. И высоко как, высоко.
– Он словно растет, домик охотничий. Не домик а просто Дворец Съездов из энциклопедии.
– Растет, – согласился Корнейка. – Вернее, раскрывается. Чует добрых людей.
– Ну, хорошо, положим, мы добрые люди. Положим, что домик этот – прибежище усталых путников. Заманчиво, конечно, иметь тайное прибежище. Играть в каких-нибудь тимуровцев со штабом, или рыцарей. Но если не играть, а жить взаправду, что мы тут будем делать?
– Очень бы хотелось, чтобы – ничего, друг мой Петр. Чтобы мы просто посмотрели на диковинных зверей, полюбовались ружьями, да хоть бы и в тимуровцев поиграли, или в Орден Рыцарей Леса. Но может случиться и так, что придется бежать сюда, вместе или поодиночке, чувствуя за спиною дыхание зверя. Спасаться. И тогда как знать, вдруг и ружье, что висит на стене, возьмет да и выстрелит.
– Ружья сами не стреляют. Потренироваться бы. На всякий случай, – Пирог с надеждою смотрел на увешанную оружием стену. – А то прибежим, и что?
– Потренируемся, друг мой Петр. Непременно потренируемся. Пойдем, посмотрим, что здесь ещё для нас открыто, в домике.
Они вернулись в коридор.
Похоже, домик распустился всерьез – конец коридора терялся где-то вдали. Но и шли они по нему, словно в семимильных сапогах. Стометровку непременно в коридоре бегать нужно, к рекордам ближе.
Корнейка мимо одной двери прошел, не задумываясь, у другой задумался, но тоже прошел, а третью открыл.