— Где гарантии? — настаивала Анастасия.
— Сабка всецело может довериться, — Анна в который раз пожала плечиками, — только тогда, когда понимает — ее не обидят, защитят, будут оберегать от всех невзгод, а любое действие Хозяина направлено только для ее блага. Что действия разумны, добровольны, безопасны. Так называемый трискелион, основа основ в наших отношениях. И любовь, конечно.
— Вернулись к бестолковым приказам, — победно улыбнулась огненная женщина. — А как же обиды, злость, чувство попранного достоинства, боль и желание отомстить?
— Нет обид, злости, — тихо сказала Анна. — Хозяин никогда не заставит свою сабку чувствовать себя униженной, ведь она его продолжение, отражение, часть его самого.
В этот момент мужская рука протянулась к Аниному лицу. Сабка опустила глаза в пол и безропотно вложила петлю поводка в руку Хозяина. Огненная дама вскочила, забыв поправить кокетку платья, склонилась и даже, казалось, готова была поцеловать руку Мастера.
— Разговор окончен, — сказал Хозяин. — Вас я позову в назначенный час. А нам с Анной пора.
Им не пришлось идти: Тронный зал сжался до размеров бисера. За спиной остались «дымный» Мастер с сабкой Яной, Мень, Анастасия, другие гости, а впереди Анну ожидали покои Хозяина, новые удовольствия, продолжение знакомого счастья взаимоотражения.
11. Вопрос
Мастер взял сабку за подбородок и подал знак запрокинуть голову. Анна подняла подбородок как можно выше и закрыла глаза, чтобы не встретить взгляд Мастера. Запрещено.
Наличие запретов и разрешений, дозволенного и недозволенного значительно упрощало тот сложный путь, по которому два человека могут достичь единения, слияния в новое целое. Двое — в одно.
Анна стояла на коленях, руки ее лежали на бедрах, фиолетовые волосы спадали по спине до самой ложбинки меж ягодиц. Она была обнажена, без каких-либо элементов подчинения ни на теле, ни в теле. Это случалось очень редко, только по особым случаям. Видимо, сегодня случай был особый.
Что последует далее сабка не знала. От обычной пощечины до более странных для ванильных миров действий. Хозяин мог сделать все, что угодно, но не ради самоутверждения. Авторитет Хозяина был безусловен, неопровержим. Он имел право на все, что не причинит вреда красоте и здоровью. Хозяин Анны никогда не причинит ей вреда. Только радость, только удовольствие.
Все эти необычные для ванильных миров интимные ритуалы были их личным пространством, вход в которое был запечатан для всех. Даже для других Мастеров. И потому каждое необычное действие превращалось в сакральное действо. В таинство. Анна ждала движения Мастера с тихим упоением счастья.
Но Хозяин не сделал ничего. Он лишь тихо ПОПРОСИЛ:
— Открой глаза, Анна.
Сабка открыла глаза не сразу. Она настолько тонко чувствовала этого человека, что мгновенно поняла: прозвучала именно просьба, не приказ. А просьбу можно выполнить не сразу. Или не выполнить вообще. Что-то происходило, что-то из ряда вон.
Анна подняла веки, их глаза встретились. Чуть ли не впервые за время… Нет, время не имело значения. Чуть ли не впервые за весь объем их отношений, их безграничной (как это странно звучало здесь, на Границе) любви.
— Ты сегодня молодец, Аня, — сказал любимый мужчина.
— Благодарю, хоть я и недостойна, Хозяин, — ответила Анна установленной формулой и попыталась вновь отвести глаза.
Но Хозяин запрещающе покачал головой.
— Не отводи глаз. Ты действительно была сегодня большой умницей. Мень вряд ли теперь будет спокойно спать по ночам. Анастасия, утратив абсолютную уверенность в собственной исключительности, задумалась. А это немало, весьма не мало.
Сердечко Анны радостно забилось.
— Я хочу сделать тебе подарок, — продолжил Мастер. — Какой бы награды ты желала?
— Желать чего-либо рядом с Вами, Хозяин? — сабка, чуть слукавив, добавила в глаза слезу обиды.
— И тем не менее? — улыбнулся Хозяин, легко угадав игру.
— Один мой вопрос — один Ваш ответ, — решительно попросила Анна.
12. Значение
— Один вопрос — один ответ, — повторил Мастер, словно пробуя слова на вкус. — Задавай.
— Как Вас зовут, Хозяин? — спросила Анна, не разрывая единство взглядов.
Мастер молчал целую минуту, да еще и растянул эту минуту, превратив ее для Анны в вечность, — это он мог, порой наказания были не только телесными. Потом коротко приказал: