- Ваш отец думает как поступить дальше.
- Тут не о чем думать. Мне не нужен телохранитель, поскольку я всегда в состоянии самостоятельно решить свои проблемы.
- Ваш отец считает иначе.
- Ему, как рядовому человеку, свойственно пребывать в клетке своих убеждений и мировоззрений, сложившихся за долгие годы. Я же способна мыслить, говорить и действовать исключительно рационально и прагматично. Посему, в какие бы я ситуации не попадала, я всегда найду из них наиболее простой и эффективный выход. Так что ты можешь, с полной уверенностью в моём благополучии, покинуть Ялту.
Странно, когда это мы перешли на "ты"? Я вроде бы такого точно не начинал.
- К тому же ты не станешь отрицать того, что будучи мужчиной, ты не самый подходящий кандидат на роль телохранителя для столь юной особы как я?
- Не льсти себе.
- Если ты хотел так меня задеть, то мимо - я знаю, что я красавица. И это не субъективная оценка, а очевидный факт.
Завышенное самомнение, заносчивостью и гордыней - да ты просто эталонная дворянка. Хоть сейчас с тебя можно лепить восковую фигуру и выставлять в Международное бюро мер и весов как образец молодой, незамужней русской аристократки. Агата, тем временем, решила, что беседы уже подошла к концу и снова открыла книгу.
- Допустим, но только мой пол факт сделки не отменяет, - решил я зайти с другого конца.
- Мне кажется мой отец считает иначе.
- В данный момент твой отец перечитывает договор и консультируется со своим адвокатом. И видится мне, что новой трате денег он предпочтет меня. Конечно, есть шанс, что он обратиться в суд, желая возвратить деньги, но выиграет дело он только если обладает способностью к некромантии и сможет воскресить Плевако.
- Я так понимаю деньги Библиотека возвращать не намерена?
- Вы получили то, что заказывали. О чем ещё может идти речь?
- А то что товар не соответсвует описанию, это разве не повод для расторжения сделки?
- А о том, что пол является обязательным условием речи не шло, - чувствуя превосходство от невольной аферы сказал я.
- Как низко, но соответствует вашему разночинскому происхождению.
- Не нужно всё свалить на классовые различия. Мне кажется что весь драматизм ситуации...
- Скорее фарс, - перебила меня Агата, но я её проигнорировал.
- ...заключается в том, что мои родители будучи кретина дали мне такое идиотское имя, а ваши родители заранее не уточнили, что им нужна именно девушка. Так что один один. Обе команды болванов идут вровень.
Я сел на стоящее в углу кресло, закинул ногу на ногу и демонстративно уставился в окно. Легкий бриз с моря колыхал тонкие занавески и разносил по комнате аромат моря. Агата продолжала сидеть на своем софе держа в руках томик Китса, но она уже давно не водила глазами по строчкам и смотрела в одну точку посредине страницы.
- Если вы и вправду намерены остаться здесь, то вас следует гораздо-гораздо вежливее высказываться о моём батюшке.
- Факт моего нахождения здесь под сильным вопросом, так что пока я буду говорить то что пожелаю.
- Плебей... - донесся до меня едва слышный звук, но я решил прервать разговор, поскольку уже начинал обдумывать возвращение домой.
Из коридоры донеслись торопливые шаги и в комнату вошёл дврецкий.
- Госпожа, сударь, граф ожидает вас у себя в кабинете.
Когда мы все втроём вошли в кабинет графа, тот стоял над своим столом с каким-то кислой миной на лице. Весь стол перед ним был завален папками с документами, хаотично лежащими бумагами и стопками толстых книг со сборниками законов. В углу стоял телефон, который до этого располагался на элегантной подставке у окна.
- Я вижу вы уже познакомились, - удовлетворенно кивнул граф.
- Да, отец, и признаюсь я была весьма удовлетворена нашей светской беседой. Даже печально, что мы будем вынуждены расстаться.
- Дорогая, посоветовавшись с твоей мамой и адвокатом, я принял решение оставить Чайку твоим телохранителем.
- Чё?
Агата сморгнула, а потом так и замерла с открытым ртом. Я даже начал опасаться, что она может подавиться какой-нибудь насекомым, которые наверняка летали по комнате.
- Я зря плачу учителю словесности? Что ещё за "чё"?
- Прости, отец, - Агата, наконец закрыла рот, и понуро опустила голову. - Я выразилась весьма некрасиво и по-простонародному. Я хотел сказать "как такое странное решение вообще могло прийти в голову моим дорогим родителям?"
- Пять тысяч рублей, - без обиняков выдал граф причину его решения.
- Скупердяй.
Сударыня, да вы просто души не чаете в односложных эпитетах. Сначала я был наименован плебеем, теперь граф - скупердяем. Кажется, кто-то не сильно вкладывался в то, чтобы привить вам хорошие манеры.
- Как ловно ты меня сделала виноватым! Я впечатлен, - похоже, граф тоже был не в восторге от своей дочери.
- И в мыслях не было.
Я почувствовал в голосе девушки легкое разочарование от того, что её раскусили.
- Понимаешь, Агата, я тебя люблю всем сердцем, поскольку ты моё самое дорогие сокровище и очень тобой дорожу и не хочу потерять, но у тебя есть одна неприятная особенность - ты очень дорогая.
А ведь правильно моя мать говорила: "Вера, всё, что сказано до слова "но" и талого снега не стоит".
- Ты имеешь ввиду, что дорого тебе обхожусь?
- Очень. Даже для такого состоятельного человека как я.
- И ты и мамы готовы смириться с тем, что возле меня постоянно будет ошиваться мужчина? - решила Агата ударить по самому слабому месту в решении графа.
- Мой адвокат сообщил, что репутация телохранителей Библиотеки ещё никогда не была подмочена романтическими связями с клиентами.
- Шах и мат, - со злорадством прошептал я.
- Молодой человек, - граф обратился ко мне. - Я ведь могу быть уверен, что невинности моей дочери ничего не угрожает?
Тон графа был весьма дружелюбным, но каким-то неведомым образом он смог добавить в свои слова столько угроз и холода, что я понял, что если он заподозрит неладное, то мне с полуострова придется удирать. С боем. Ночью. Пересекая горы пешком и реки вплавь. Я уже намеревался начать интенсивно кивать, сопровождая это действие клятвенными заверениями о моей честности и порядочности, но слова Агаты этого не потребовали.
- Отец, тебе не стоит волноваться на этот счёт - я никогда не лягу в постель со смердом.
Я непроизвольно бросил взгляд на массивные напольные часы в углу кабинета: двадцать второго мая тысяча девятьсот десятого года в тринадцать шестнадцать я всем своим сердцем возненавидел Агату Радчевскую.