Она не сопротивляется и позволяет мне развернуть ее. Карие, оттенка коричневого сахара глаза поднимаются на меня.
Я провожу костяшками пальцев по ее скулам.
Зрачки в ответ расширяются.
Ей было бы так легко сделать приятно, что я, черт возьми, почти чувствую это.
Пухлые губы вечно ржаво-красного цвета приоткрываются.
Я позволяю своим пальцам скользнуть ниже.
Она подсознательно наклоняет голову набок, предоставляя мне доступ к шее; в ее взгляде я читаю надежду.
Достигаю ее ключицы, пропускаю прядь шелковистых светлых волос между пальцами. Заставляю свой взгляд смягчиться.
Каждый дюйм ее тела расслабляется.
Как я и хотел.
– Собираюсь трахнуть тебя, красавица, – шепчу я, и от злости мой пульс учащается, потому что, черт возьми, это так и есть. – Очень хочу.
Она во все глаза смотрит на меня.
– Я думал об этом неделями, – признаюсь я и слегка дергаю ее за прядку. – Хочу уложить тебя в свою кровать, запустить руки в твои волосы и прижать к себе.
Именно это я и делаю, только мы не в кровати, а в коридоре.
Она тает, когда я утыкаюсь лицом в изгиб ее шеи, обхватывает мои бицепсы.
– Хочу поцеловать твою шею… вот так.
Провожу губами по ее коже и чувствую, как она дрожит.
Скольжу губами выше, обратно к мочке ее уха, и мне приходится сдерживать себя, чтобы не попробовать ее на вкус.
– Хочу раздеть тебя… Взять тебя… обнаженной.
Она громко сглатывает.
Кладу руки на стену, прижимаюсь всем телом. На ней нет лифчика, и через ночную рубашку я ощущаю набухшие соски. Приходится сжать бедра, чтобы не зацикливаться на этом ощущении.
– Хочешь знать, что бы я сделал дальше?
Ее ответ – тихий стон.
– Я бы перевернул тебя и вошел сзади.
Она кивает, затаив дыхание.
– И как только я окажусь внутри… – Я опускаю ладони на изгиб ее аппетитной задницы. – И как только я окажусь внутри, ты будешь умолять меня без слов, чтобы я не останавливался. А я… Я доберусь до твоих волос, возьму их в кулак и натяну. И, Виктория, детка…
Она дрожит, ее ногти впиваются в мои плечи.
– Я бы смотрел тебе в затылок… воображая, что трахаюсь с другой. С блондинкой, но другой.
Она каменеет.
Не дышит, не смеет пошевелиться.
Долгое мгновение я удерживаю ее, прежде чем оттолкнуть, затем делаю шаг назад и пригвождаю ее ледяным взглядом.
– На случай, если ты не знала. Светлые волосы достались моей дочери не только от меня, – говорю без эмоций.
Кажется, что она никогда не отлипнет от этой стены.
– Ее мать звали Мэллори, и волосы у нее были такими же длинными, как у тебя.
Наклоняю голову и рассматриваю ее.
– И она такая же блондинка. Может быть, немного другой оттенок, чуть больше блеска, – бессердечно добавляю я.
Ее глаза темнеют.
– Если это то, что тебе нужно, сделай это. – Она отрывается от стены и встает передо мной. – Ты хочешь обмануть себя, хочешь, чтобы я на пару ночей стала ею, – что ж, я в игре. Используй меня.
У меня вырывается мрачный смешок.
– Использовать?
– Я к этому привыкла.
– Не со мной.
Мышцы на ее лице подергиваются, когда она готовится огрызнуться.
– Я сказала, что не возражаю.
Она не отстраняется, когда я протягиваю руку, чтобы заправить ей волосы за ухо. Мой пристальный взгляд изучает ее лицо.
Эта девочка практически не контролирует себя, когда дело касается меня.
Много времени, чтобы полностью снять ее контроль, не потребуется
Наклоняюсь и выдыхаю ей прямо в губы:
– Виктория Вега… – Такая. Хорошенькая. Маленькая. Лгунья.
Глава 2
Маленькая лгунья.
Слова Кэптена звучат в моей голове с тех пор, как он прошептал их в темноте.
Неужели я лгунья?
Простой ответ – да, но кто так просто станет делиться секретами?
Возможно, я выросла в другом мире с другими правилами и понимаю доверие совершенно по-особому, не так, как они, но я знаю кое-что получше, чем открываться перед каждым. О нет. Я своими глазами видела, что происходит, когда ты так делаешь, и хорошим это никогда не заканчивается.
Даже самые сильные становятся слабыми перед единственным своим злейшим врагом, а умные точно знают, где кроется смертельная угроза – глубоко в твоем сознании.
Нет ничего более опасного для человека, чем то, что скрыто внутри него.
Секреты крадут нашу человечность, лишают нас богатств, которые не измеряются деньгами, мешают жить своей жизнью, и все же секреты – это то, что заставляет таких, как Брейшо, быть осмотрительными.